Свадьба заболоцкий: Николай Заболоцкий «Стихотворения и поэмы»
Описание: Содержание:
Информация об издании предоставлена: vbltyt |
«Чтоб кровь моя остынуть не успела…» (вступительная статья), стр. 5-23
Свадьба (стихотворение), стр. 39-41
Цирк (стихотворение), стр. 56-58
Птицы (стихотворение), стр. 77-77
149-150
Жена (стихотворение), стр. 180-181
На рейде (стихотворение), стр. 190-191
200-200
209-210
218-218
Птичий двор (стихотворение), стр. 227-228
237-238
Черкешенка (стихотворение), стр. 262-263
Кузнечик (стихотворение), стр. 291-291
299-300
Неправильное богатство (стихотворение), стр. 313-313
Покупка жене шубы (стихотворение), стр. 316-316
..» (стихотворение), стр. 318-319
Мемнон (стихотворение, перевод Н. Заболоцкого), стр. 356-356
5. Говорит мать (стихотворение, перевод Н. Заболоцкого), стр. 369-369
Мое достояние (стихотворение, перевод Н. Заболоцкого), стр. 375-376
Заболоцкого), стр. 403-403
«Любовь моя, без помощи твоей…» (стихотворение, перевод Н. Заболоцкого), стр. 413-414
423-423
Заздравный тост (стихотворение, перевод Н. Заболоцкого), стр. 433-433
493-503
Дом поэта Заболоцкого
Адрес: Спасская улица, д. 4
Год постройки: 1826
Архитектор: И. Д. Дюссар де Невиль
Этажность: Двухэтажный с подвальным этажом
Историческая справка:
Каменный дом «идучи по Спасской улице к реке Вятке на правой стороне» был построен в 1826 г. по проекту архитектора И. Д. Дюсара де Невиля. У дома изначально было несколько владельцев, каждый из которых занимался предпринимательской деятельностью – мещане Петр и Илья Гвоздевы, Терентий Бабинцев, Марфа Огородникова и Татьяна Скорнякова. В здании располагались торговые лавки и жилые помещения. В 1881 г. у дома числится уже только один владелец – купеческая жена Елизавета Александровна, а в здании находится трактир ее мужа – Ивана Васильевича.
Семья Александровых – одна из самых известных в купеческой среде Вятки.
Происходили эти купцы из крестьян Слободского Богоявленского монастыря и заоградной слободки при нем. Первые четыре основателя этого рода звались Василиями Васильевыми (Васильевичами). Предпоследний Василий Васильевич (пр. 1813 – 1869 гг.) значился потомственным почетным гражданином и 1-й гильдии купцом, а его сын Иван (родился пр. в 1827 г.) получил звание коммерции советника. Александровы в конце XIX – начале XX в. имели винокуренные, спиртоочистительные и пивоваренные заводы в Казани, Саратове, Малмыже, Слободском, большое количество пивных лавок в Вятке.
В 1885 г. в доме на Спасской открываются «номера Александровой», через три года они получают статус гостиницы. Вплоть до революционного периода номера и трактир Александровых располагалась в доме «по Спасскому спуску». В 1904 г. был проведен его капитальный ремонт, в результате которого в комнатах появилось электрическое освещение. В 1918 г. дом был муниципализирован и передан под жилье сотрудникам редакции газеты «Вятская правда».
Дом знаменит тем, что здесь проживал Алексей Агафонович Заболоцкий – отец поэта Николая Заболоцкого. Сам род Заболоцких вятский, известно, что прадед поэта по отцовской линии Яков Заболоцкий был из крепостных крестьян д. Красная Горка Уржумского уезда Вятской губернии. Алексей Агафонович окончил Уржумское сельскохозяйственное училище, получил свидетельство агронома, свою специальность очень любил. Усадебный участок, где он получил первый агрономический опыт, превратил в прекрасный сад, в нем росли мальвы, гвоздики, голубые лобелии. Алексей Агафонович почти 40 лет проработал агрономом, пользовался уважением крестьян, около трети земель Уржумского уезда перевёл с трехполья на многополье.
Николай Заболоцкий родился в Казани, однако свое детство будущий поэт провел в селе Сернур Уржумского уезда Вятской губернии. В Уржуме Николай Заболоцкий получил образование в реальном училище, после окончания которого он принял решение продолжить обучение в одном из Московских университетов.
После смерти жены Лидии Андреевны в 1926 г. А. А. Заболоцкий переехал в Вятку, в дом на улице Спасской. Сам Николай Заболоцкий посетил отцовский дом лишь однажды – в июле 1928 г. Поэт привез отцу в чемодане свою первую книгу «Столбцы». Ныне об этом свидетельствует мемориальная доска на доме.
В этом году у старинного дома на Спасской улице юбилей – 190 лет. Расположенный в самом сердце старой Вятки он, быть может, не такой яркий в архитектурном плане, как некоторые его «соседи» по улице, но, тем не менее, крайне важный для региональной истории объект. Мы решили выяснить, как живется в этом старинном купеческом доме, и сохранилось ли что-то от эпохи поэта Заболоцкого в здании сегодня. Помочь нам в этом начинании любезно согласился актер кировского Драмтеатра и по совместительству житель дома Заболоцкого Андрей Матюшин.
Андрей Матюшин: «Раньше в этих двух комнатах жили артисты «Театра на Спасской». Жена у меня местная уроженка, а я варяг, сам из Нижегородской губернии.
Буквально первым же летом в 1989 году мы пошли гулять с друзьями на Вятку мимо этого дома. Я смотрю, такой интересный дом, и, оказывается, у нас здесь живут знакомые. И мы как раз сюда в гости зашли. Мне очень понравилось: удобно, экзотично в этом старом доме, так хорошо. Тогда здесь рядом не было «новостроя» и открывалась шикарная панорама на Вятку, на заречные леса. И мы подумали, что вот, наверное, счастье жить в таком доме. И потом вдруг каким-то неисповедимыми путями здесь мы и оказались. Там просто разъехалась семья и хозяин продавал комнату. А мы серьезно нуждались в жилье, и в результате он к нам обратился. Давайте? Давайте! Но это одна комната, а вторая муниципалитету принадлежала. Всеми правдами и неправдами нам эту старую комнату как комнату в коммуналке на расширение дали. Мы ее быстренько приватизировали, и у нас появилось 2 комнаты в коммуналке. У нас в паспортах написано «Спасская 4 бн», то есть «без номера». Вот так в уставных документах: номера нет, без квартиры, мы просто живем в доме.
У прежнего владельца здесь была настоящая холостяцкая берлога. Вся комната прокурена, первое, что спросила моя жена «А выветрится ли вообще все это после ремонта?». Нам было очень интересно. Заходим и такие доски здесь на полу, ощущение деревенского дома. А мы же крайне впечатлительные по своей природе. Читаешь Достоевского, все время хочется его мир на себя примерить, окунуться в те строения, стены, энергетику. А здесь полумрак, света в коридоре не было, так загадочно и таинственно. А сюда, в комнату, заходишь и все стены в окнах, все видно, такая ширина. Мы ведь выросли в панельных домах, разница колоссальная! Там такие «коробочки», а сюда заходишь и все непохожее, какая-то другая планировка. Мы ж тогда люди были неискушенные. Это сейчас есть пентхаусы и квартиры, где в одной прихожей можно в футбол играть. А тогда такого никакого разнообразия, все жилье было стандартным, не считая «сталинок» 50-х годов постройки.
Когда мы сюда переехали, здесь существовала типичная такая история для старых помещений.
Коммунальные квартиры, общая кухня, привозной газ, газовая площадка во дворе. Вот труба по стене идет – остатки от газовых коммуникаций. А у нас было две комнаты просто без ничего: ни туалета, ни кухни, окна, пол, стены и все. Друзья нам помогли с ремонтом, теперь у нас кухня, две комнаты, коридор, которого изначально не было, мы ведь сразу с улицы в комнату входили. Высота потолков у нас почти 3 метра. Потолки это наша роскошь, очень нравится. Стены мощны, метровые. Если б не дуло в них, то была бы вообще благодать, потому что за такими стенами воевать можно.
Проблема у нас с плитой. Как мы не бились с властями, чтобы нам сюда кинули побольше энергии, но никак не могли побороть. Мы удивляемся и все время спрашиваем «Как так, дорогие друзья, у вас дом вообще по документам такой, что живите, как хотите, хоть на костре готовьте. У вас здесь ни печей, ни электричества, ни газа? А как людям жить?». А нам отвечают «Но вы же как-то живете?».
Вот и живем, на плитке готовим себе еду. Ни печей, ни электричества, ни газа. Официально дом не подключен ни к газоснабжению, ни к повышенной мощности электричества, что б можно было готовить. Не поставишь же тут русскую печь? И как готовить, вопрос открытый для каждого. Кто-то успел, за деньги себе бросили какую-то еще сеть со столба и пользуются стационарной плитой с духовкой и всеми делами. А мы никак это дело пробить не можем много лет. До определенного года это можно было сделать. Мы посмотрели, что люди ходят, делают, а тут нам говорят «А все! Вот до этого числа можно, а после нельзя». Соседи сверху чудом как-то это сделали, но они давно тут живут. Для каждой норки свои чудеса. Тут нет никакой системы, вопрос счастливый ты, везучий или нет. Но мы готовим мало, значит, едим мало и не толстеем. И держим себя в форме. Все-таки на сцене выступаем. Но и на сцене тоже разные артисты есть, вот Семчев, например. Тоже в каком-то роде в форме.»
Две комнаты Матюшиных на перовом этаже дома Заболоцкого окнами выходят на старую химчистку и уже ставший культовым дворик с граффити.
За окном небольшой участок улицы, который супруга Андрея Матюшина превратила в цветущий уголок. Летом здесь много самых разных причудливых растений и цветов, которые были посажены в старые чайники и даже женские сапоги. Все это создавало забавную картину самодельного ландшафтного дизайна, который, впрочем, серьезно пострадал в прошлом году от ног участников прогулок «Пешком по Вятке», немного потоптавшихся на газоне.
Тогда же поэт Андрей Жигалин читал стихи Заболоцкого прямо под окнами Матюшиных, и они были нимало удивлены. Соседи их тоже частенько приходили, и слушали наши рассказы о прошлом дома и поэта с вятскими корнями.
Андрей Матюшин: «С соседями встречаемся часто на собраниях. Сейчас у нас перманентное состояние образования домового самоуправления. Идут все эти безумные споры брать с нас за капитальный ремонт или не брать, потому что мы являемся памятником. То этот капремонт отменяют, то заставляют сдавать деньги.
С соседями раскланиваемся, с кем-то в прекрасных отношениях, а с кем-то в натянутых. Вся прелесть коммунального сосуществования здесь на лицо. У нас жила наверху такая женщина, тетя Галя, она все знала, давно тут жила, ощущение такое, что с постройки дома. Мы с ней подружились потом. Я ей говорю, как вообще здесь все было? А она говорит, что раньше был у дома свой садик и все лето сидели там дядьки в домино играли. А во дворе находились у нас дровяники, сараи и после войны, когда цирк работал в районе филармонии, то все его артисты у нас в доме снимали комнаты на лето. А сами жили в дровяниках. И ведь никто не закрывался, прямо там и спали. Люди, которые здесь живут, до сих пор знают друг друга с детства, это прямо как в деревне, они как-то так общаются, совсем другие отношения, знают всех родственников.
Очень плохо стало после того, как здесь сделали самую лучшую в городе дорогу через Вересники. Ездят тут машины у нас все время, с 6 часов утра круглый год и до 11 вечера ходят груженные огромные самосвалы и лесовозы.
И вот они все туда-сюда, улицу Ленина объезжают здесь у нас. А когда не было дороги, жить было замечательно: соловьи пели по весне, такая тишина, а ведь центр города. А утром вставали как на лесном кордоне, а сейчас открыли тут развлекательные заведения, потом всякие музеи, машины к нам под окна ставят. А когда церковные праздники так тоже все в машинах. Мимо нашего дома ходят к Вечному огню десантники, пограничники и вообще участники всех митингов, но это в принципе не беспокоит. Но вот я представляю, что было бы здесь, если бы действовал стадион «Трудовые резервы»….. А они ведь его сейчас восстанавливают.
Был один курьез. Когда шел чемпионат мира по футболу рядом на площадке у Спасского собора работал автокинотеатр. Они же смотрят без звука, выводят на экран изображение и сидят, покупают за какие-то символические деньги частоту, в автомобилях на магнитоле слышат звук. И он синхронизируется. А был чемпионат и они вместо кино решили транслировать футбол.
И мы ночью понять не можем ничего. А они же смотрят не только в машинах. Народу набежала тьма! И им даже не важно было, есть ли звук или нет, они смотрели на большом экране зрелище. И тишина такая, тишина и вдруг крики «ААААААААА……». Мы все испугались, что случилось? Война или что? Только потом до нас дошло… Я не поленился, дело-то летнее, встал, обулся, олимпийку набросил, дошел, смотрю – точно! Они все пространство вокруг облепили! Все заборы у «Динамо», весь сквер у памятника Халтурину. Стоит штук 5-6 машин, а все остальное забито народом и они как зомби смотрят в полной тишине в ночи футбол. Когда к 9 мая какие-то концерты были это нормально, даже прикольно, салюты тут смотрим. А наш народ любит, чтобы праздник был везде и начинают тут жечь. И мы уже думаем: «Ага, сегодня пятница, значит свадьба, все нормально».
Квартира Андрея Матюшина местами напоминает настоящий музей. Артист уже много лет увлекается коллекционированием русских орденов и миниатюрных солдатиков.
Также в его комнатах расположена огромная многотомная библиотека и бюсты ярких исторических личностей. Среди них Гагарин, Петр I, Чехов, Екатерина II, Ломоносов, Брежнев.
А в углу большой комнаты – забавная ниша-погребок. Хозяева говорят, что это оконная амбразура и ее заложили, когда делили дом на отсеки при старом коммунальном быте.
Отдельный колорит жилищу Матюшиных придает их любимая собака Груня. Любопытно, что она не просто домашний питомец, но и театральный актер: недавно Груня успешно дебютировала в спектакле «Мюнхаузен» Театра на Спасской. Друзья Андрея Матюшина по театру даже подшучивают над артистом, дескать, «Андрюха, если так пойдет, твоя собака быстрее станет заслуженной, чем ты».
Андрей Матюшин: «Вдохновляет ли, меня что Заболоцкий ходил по этим же коридорам? Вот живешь себе, грубо говоря, ешь, спишь, ходишь в туалет, в доме, где когда-то побывал очень знаменитый, серьезный человек, единица самодостаточная и это неким образом наталкивает на философию.
Нет, конечно, такого ощущения, что с молитвой в дом входишь и крестишься. Что куда-то ты в алтарь зашел. Просто понимаешь, что вот люди жили, а теперь ты живешь. Что будет дальше? Можно фантазировать. Это зависит от того, как попытаешься смоделировать свое настроение, некий момент аутотренинга. Вот чувствуешь потребность, что тебе надо поднять настроение, на работу настроиться, на спектакль, ты всегда начинаешь неким образом конструировать свое настроение, за эту мысль зацепишься. Я хожу и в себе возбуждаю это чувство, что мне польстит, ведь здесь к отцу приезжал Николай Заболоцкий. А вот интересно, тогда его как называли ЗАболоцкий или ЗаболОцкий? А как это по-вятски будет звучать? Но, конечно, ощущения, что я живу в мавзолее Заболоцкого, нет. Я думаю, для нормального человека это и к лучшему.
Наверное, есть люди, живя в Москве у них мемориальная доска на доме, и они за ней ухаживают, протирают, подкрашивают, цветы возлагают, вероятно, это является важной частью их жизни, самоощущения в пространстве и времени.
Мы, скажу честно, доску эту не проглаживаем, не протираем, иногда доходит и до святотатства. Ходят люди, что-то увидели, на доску стоят, смотрят, это иногда раздражает. Мы все люди и у всех есть перепады настроения. Ну, живем в мемориальном доме, больше меня радует, что живем недалеко от реки и все рядом. Это больше придает положительных эмоций.»
Из квартиры Матюшиных мы поднялись по мрачноватой старинной лестнице на второй этаж.
Здесь нас радостно приняли, жильцы, как мне показалось, их было очень много. Понравилась их простая житейская доброта, шутки и любовь к своему дому. Одна женщина, имя которой я, к сожалению, не запомнил, сказала: «Я раньше жила в «панельке», а когда сюда приехала и замуж вышла, поняла, какая большая разница, тут потолки – это такой воздух, свобода, после того как на тебя давит кирпич. Да и вид из окна очень красивый».
Затем нас отвели на самую крышу дома, с верхотуры которой открывается потрясающий вид на Трифонов монастырь и заречную часть.
Молодой, приветливый лидер домового ТСЖ уверял нас, что здание все еще очень крепкое, а фундамент его и вовсе из бутового камня.
Конечно, мы хотели посмотреть на квартиру, где жил отец Николая Заболоцкого. Андрей Матюшин показал нам ее, это небольшая комнатка на первом этаже. Когда мы уже уходили, дверь в квартиру Заболоцкого внезапно открылась и из нее вышла женщина. Осмотрев нас далеко не самым приветливым взглядом, она сухо и коротко воскликнула «Что за бардак у вас тут?». Так мы поняли, что квартира классика в надежных руках.
Текст: Антон Касанов
Фото: Станислав Суворов, Роман Лобастов, Александр Быкасов
Если вы живете в старинном доме с богатой историей и можете рассказать интересные факты о жизни в нем, напишите нам [email protected]
Заболоцкий Н.А. Стихи. Лицо коня. Свадьба. Я не ищу гармонии в природе… Завещание. Портрет.
Содержание:Лицо коня
Свадьба
В этой роще березовой.
..Я не ищу гармонии в природе…
Завещание
Портрет
Я воспитан природой суровой…
Некрасивая девочка
Сентябрь
Не позволяй душе лениться…
Лицо коня[1]
Животные не спят. Они во тьме ночной
Стоят над миром каменной стеной.
Рогами гладкими шумит в соломе
Покатая коровы голова.
Раздвинув скулы вековые,
Ее притиснул каменистый лоб,
И вот косноязычные глаза
С трудом вращаются по кругу.
Лицо коня прекрасней и умней.
Он слышит говор листьев и камней.
Внимательный! Он знает крик звериный
И в ветхой роще рокот соловьиный.
И зная всё, кому расскажет он
Свои чудесные виденья?
Ночь глубока. На темный небосклон
Восходят звезд соединенья.
И конь стоит, как рыцарь на часах,
Играет ветер в легких волосах,
Глаза горят, как два огромных мира,
И грива стелется, как царская порфира.
И если б человек увидел
Лицо волшебное коня,
Он вырвал бы язык бессильный свой
И отдал бы коню.
Поистине достоин
Иметь язык волшебный конь!
Мы услыхали бы слова.
Слова большие, словно яблоки. Густые,
Как мед или крутое молоко.
Слова, которые вонзаются, как пламя,
И, в душу залетев, как в хижину огонь,
Убогое убранство освещают.
Слова, которые не умирают
И о которых песни мы поем.
Но вот конюшня опустела,
Деревья тоже разошлись,
Скупое утро горы спеленало,
Поля открыло для работ.
И лошадь в клетке из оглобель,
Повозку крытую влача,
Глядит покорными глазами
В таинственный и неподвижный мир.
1926
Свадьба[2]
Сквозь бревна хлещет длинный луч,
могучий дом стоит во мраке,
огонь раздвинулся горюч
сквозь окна в каменной рубахе;
медали вывесками меди висят,
фонарь пустынный бредит
над цифрой, выдавленной пальцем
мансарды бедным постояльцем.
И сквозь большие коридоры,
где балки лезут в потолок,
где человеческие норы
домашний выдавил сурок, —
нам кухня кажется органом,
она поет в сто двадцать дудок,
она сверкает толстым краном,
играет в свадебное блюдо;
кофейных мельниц на ветру
мы слышим громкую игру —
они качаются во мраке
четырехгранны, стройны, наги,
и на огне, как тамада,
сидит орлом сковорода.
Как солнце черное амбаров,
как королева грузных шахт,
она спластала двух омаров,
на постном масле просияв!
Она яичницы кокетство
признала сердцем бытия,
над нею проклинает детство
цыпленок, синий от мытья —
он глазки детские закрыл,
наморщил разноцветный лобик
и тельце сонное сложил
в фаянсовый столовый гробик.
Над ним не поп ревел обедню,
махая пó-ветру крестом,
ему кукушка не певала
коварной песенки своей —
он был закован в звон капусты,
он был томатами одет,
над ним, как крестик, опускался
на тонкой ножке сельдерей.
Так он почил в расцвете дней —
ничтожный карлик средь людей.
Часы гремят. Настала ночь.
В столовой пир горяч и пылок.
Графину винному невмочь
Расправить огненный затылок.
Мясистых баб большая стая
Сидит вокруг, пером блистая,
И лысый венчик горностая
Венчает груди, ожирев
В поту столетних королев.
Они едят густые сласти,
Хрипят в неутоленной страсти
И распуская животы,
В тарелки жмутся и цветы.
Прямые лысые мужья
Сидят, как выстрел из ружья,
Едва вытягивая шеи
Сквозь мяса жирные траншеи.
И пробиваясь сквозь хрусталь
Многообразно однозвучный,
Как сон земли благополучной,
Парит на крылышках мораль.
О пташка божья, где твой стыд?
И что к твоей прибавит чести
Жених, приделанный к невесте
И позабывший звон копыт?
Его лицо передвижное
Еще хранит следы венца,
Кольцо на пальце золотое
Сверкает с видом удальца,
И поп, свидетель всех ночей,
Раскинув бороду забралом,
Сидит, как башня, перед балом
С большой гитарой на плече.
Так бей, гитара! Шире круг!
Ревут бокалы пудовые.
И вздрогнул поп, завыл и вдруг
Ударил в струны золотые.
И под железный гром гитары
Подняв последний свой бокал,
Несутся бешеные пары
В нагие пропасти зеркал.
И вслед за ними по засадам,
Ополоумев от вытья,
Огромный дом, виляя задом,
Летит в пространство бытия.
А там — молчанья грозный сон,
Седые полчища заводов,
И над становьями народов –
Труда и творчества закон.
1928
***
В этой роще березовой,[3]
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,–
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Пролетев над поляною
И людей увидав с высоты,
Избрала деревянную
Неприметную дудочку ты,
Чтобы в свежести утренней,
Посетив человечье жилье,
Целомудренно бедной заутреней
Встретить утро мое.
Но ведь в жизни солдаты мы,
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы,
Белым вихрем взметая дома.
Как безумные мельницы,
Машут войны крылами вокруг.
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
Окруженная взрывами,
Над рекой, где чернеет камыш,
Ты летишь над обрывами,
Над руинами смерти летишь.
Молчаливая странница,
Ты меня провожаешь на бой,
И смертельное облако тянется
Над твоей головой.
За великими реками
Встанет солнце, и в утренней мгле
С опаленными веками
Припаду я, убитый, к земле.
Крикнув бешеным вороном,
Весь дрожа, замолчит пулемет.
И тогда в моем сердце разорванном
Голос твой запоет.
И над рощей березовой,
Над березовой рощей моей,
Где лавиною розовой
Льются листья с высоких ветвей,
Где под каплей божественной
Холодеет кусочек цветка,–
Встанет утро победы торжественной
На века.
1946
***
Я не ищу гармонии в природе.[4]
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
Я до сих пор, увы, не различал.
Как своенравен мир ее дремучий!
В ожесточенном пении ветров
Не слышит сердце правильных созвучий,
Душа не чует стройных голосов.
Но в тихий час осеннего заката,
Когда умолкнет ветер вдалеке.
Когда, сияньем немощным объята,
Слепая ночь опустится к реке,
Когда, устав от буйного движенья,
От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой,–
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.
И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.
Так, засыпая на своей кровати,
Безумная, но любящая мать
Таит в себе высокий мир дитяти,
Чтоб вместе с сыном солнце увидать.
1947
Завещание[5]
Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя
И, погасив свечу, опять отправлюсь я
В необозримый мир туманных превращений,
Когда мильоны новых поколений
Наполнят этот мир сверканием чудес
И довершат строение природы,–
Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
Пусть приютит меня зеленый этот лес.
Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли
И ты причастен был к сознанью моему.
Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небо пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил – томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.
Не я родился в мир, когда из колыбели
Глаза мои впервые в мир глядели,–
Я на земле моей впервые мыслить стал,
Когда почуял жизнь безжизненный кристалл,
Когда впервые капля дождевая
Упала на него, в лучах изнемогая.
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потемок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.
1947
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова[6] снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза – как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза – как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
1953
***
Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый,
Подорожника твердый клинок.
Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.
В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поет,
Пролежал бы всю ночь до утра я,
Запрокинув лицо в небосвод.
Жизнь потоком светящейся пыли
Все текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звезды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Все лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.
1953
Некрасивая девочка[7]
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам ее,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про нее,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит ее и вон из сердца рвется,
И девочка ликует и смеется,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Еще не знает это существо.
Ей все на свете так безмерно ново,
Так живо все, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине ее горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты ее нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,–
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом ее движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
1955
Сентябрь
Сыплет дождик большие горошины,
Рвется ветер, и даль нечиста.
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.
Но взгляни: сквозь отверстие облака,
Как сквозь арку из каменных плит,
В это царство тумана и морока
Первый луч, пробиваясь, летит.
Значит, даль не навек занавешена
Облаками, и, значит, не зря,
Словно девушка, вспыхнув, орешина
Засияла в конце сентября.
Вот теперь, живописец, выхватывай
Кисть за кистью, и на полотне
Золотой, как огонь, и гранатовой
Нарисуй эту девушку мне.
Нарисуй, словно деревце, зыбкую
Молодую царевну в венце
С беспокойно скользящей улыбкою
На заплаканном юном лице.
1957
***
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.
А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
1958
Несимволистская вселенная Н. А. Заболоцкого Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»
Бутова Анна Владимировна, Дубских Ангелина Ивановна НЕСИМВОЛИСТСКАЯ ВСЕЛЕННАЯ Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО
В статье рассматривается художественная вселенная Николая Заболоцкого. Авторы исследуют поэтические искания Заболоцкого в контексте художественной практики модернизма и, прежде всего, символизма. В частности, анализируется одна из немногих теоретических работ поэта «О сущности символизма», а также произведения из дебютного сборника Заболоцкого «Столбцы». Несмотря на расхождения во взглядах по многим вопросам, следует признать, что символистское наследие явилось для поэта необходимым фундаментом всего его творчества.
Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2016/3-1/2.html
Источник
Филологические науки. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2016. № 3(57): в 2-х ч. Ч. 1. C. 15-17. ISSN 1997-2911.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/2.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/2/2016/3-1/
© Издательство «Грамота»
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
INTERTEXTUAL RELATIONS OF MUSICAL MOTIVES IN THE STORY BY V.
V. NABOKOV «MUSIC»
Afanas’ev Oleg Igorevich
North Ossetian State University named after K. L. Khetagurov yasha64@bk. ru
The article aims to study intertextual relations of musical motives in the story by V. V. Nabokov «Music». Linguistic analysis of musical motives in the story allows identifying their ideological and artistic function, explicating the deeper meaning of the story, interpreting «the effect of frustrated expectation». Writing his story V. V. Nabokov followed the influential model developed by L. N. Tolstoy and A. P. Chekhov, having in mind to dispute with his great predecessors through its renewal and transformation and thus to express adequately his artistic position.
Key words and phrases: intertextuality; allusion; reminiscence; irony; historical and cultural memory; music of emotions; intertextual solidarity.
УДК 821.161.1
В статье рассматривается художественная вселенная Николая Заболоцкого. Авторы исследуют поэтические искания Заболоцкого в контексте художественной практики модернизма и, прежде всего, символизма. В частности, анализируется одна из немногих теоретических работ поэта «О сущности символизма», а также произведения из дебютного сборника Заболоцкого «Столбцы». Несмотря на расхождения во взглядах по многим вопросам, следует признать, что символистское наследие явилось для поэта необходимым фундаментом всего его творчества.
Ключевые слова и фразы: символизм; музыка; восприятие мира; реальность; вещественность мира; искусство; символистская отстраненность.
Бутова Анна Владимировна
Дубских Ангелина Ивановна, к. филол.
н.
Магнитогорский государственный технический университет им. Г. И. Носова annb. [email protected]; [email protected]
НЕСИМВОЛИСТСКАЯ ВСЕЛЕННАЯ Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО
Поэтическая вселенная Николая Заболоцкого, будучи соотносима с классической русской и советской литературной системой координат, в первую очередь тесно, на генетическом уровне, связана с культурной эпохой первой трети ХХ века во всем ее многообразии. Это обусловлено «пограничной поэтикой» Заболоцкого, которая одновременно и роднилась с различными художественными школами и течениями, и явно от них отличалась своей экспериментаторской индивидуальностью.
Разумеется, без наследования в той или иной мере ключевых для своего поэтического становления художественных систем Заболоцкий не смог бы обойтись, поэтому рассматривать его поэтические искания вне контекста художественной практики модернизма и, прежде всего, символизма означало бы не понять того нового в его творчестве, что и позволило ему столь решительно и смело заявить о своих «надгрупповых» поэтических интересах и превратиться в «поэта с действительно новым видением мира» [9, с.
613].
Любой художник, живший и творивший в первые десятилетия прошлого века, так или иначе, пересекался с символизмом, впитывая его идеи, или пытался от них оттолкнуться, чтобы создать что-то новое, а главное, непохожее. Ярким примером тому стало творчество Николая Заболоцкого.
Поэт еще с ранней юности не только хорошо знал мировую литературу символистской направленности, но и имел собственную концепцию символизма, об этом свидетельствует статья «О сущности символизма», опубликованная в студенческом журнале «Мысль» [5, с. 515-520]. В своем произведении поэт характеризует символизм, прежде всего, не как литературное направление, а как систему мировосприятия, мироощущения. Главным достоинством символистов Заболоцкий признает стремление проникнуть в скрытую суть вещей, понять не являющиеся очевидными взаимосвязи, в отличие от пассивной позиции реалистов быть «простыми наблюдателями очевидной простоты» [Там же, с.
БЫ 1997-2911. № 3 (57) 2016. Ч. 1
Расхождение Заболоцкого с символистами особенно ярко наблюдается в разрешении темы музыки. Представление поэта о музыке было своеобразным и не укладывалось в привычные рамки. Для поэтов символизма музыка являлась вершиной искусства: «Музыка идеально выражает символ. Символ поэтому всегда музыкален. Дух музыки — показатель перевала сознания» [1, с. 69], — отмечал Андрей Белый. Очень близкими к высказыванию А. Белого являются размышления о музыке А. Блока: «Музыка творит мир. Она есть духовное тело мира. <…> Музыка потому самое совершенное из искусств, что она наиболее выражает и отражает замысел Зодчего» [2, с. 458]. Заболоцкий был не согласен с подобными определениями музыки. По его мнению, будущее «принадлежит поэтам с острым зрением» [10, с. 116], о чем позже он напишет в стихотворении «Портрет»: «Любите живопись, поэты! /Лишь ей, единственной, дано /Души изменчивой приметы /Переносить на полотно» [5, с.
254]. Для символистов музыка являлась не просто вершиной искусства, но и «мостом» от «ближнего мира — феноменального к дальнему — ноуменальному» [7, с. 151], она отождествлялась с космическим бытием и осмыслялась как универсальный символ — «дух музыки». По словам Т. В. Игошевой, «в творчестве Блока важным оказывается понятие «мирового оркестра», символизирующее особое диалектическое взаимоотношение личности и мирового движения [6]. Говоря обобщенно, музыка, в понимании символистов, — это творческое начало, сущность всякого явления, способствующего возникновению мирового синтеза. Заболоцкий же подходит к ней с прямо противоположных позиций, подвергая ее аналитическому разъятию» [Там же, с. 18]. Наиболее показательно в этом отношении стихотворение «Бродячие музыканты». В этом произведении Заболоцкий не просто превращает духовой музыкальный инструмент в «змея», но и выписывает каждый звук, исходящий из этого «медного локона»: «а змей в колодце среди окон /развился вдруг как медный локон, / взметнулся вверх тупым жерлом / и вдруг завыл.
.. Глухим орлом / был первый звук. Он, грохнув, пал; / за ним второй орел предстал; / орлы в кукушек превращались, / кукушки в точки уменьшались, / и точки, горло сжав в комок, /упали в окна всех домов» [5, с. 365].
С точки зрения «обыденного» сознания музыка — это искусство, которое невозможно изобразить на бумаге, разложить по формуле, увидеть глазами, потрогать руками. Но Заболоцкий в стихотворении «Бродячие музыканты» полностью переворачивает это представление. Каждый звук мы не только видим, но и можем прикоснуться к нему. Движение мелодии здесь передано с помощью слов, не относящихся никоим образом к музыке как таковой: «первый орел» — «второй орел» — «кукушки» — «точки». Поэт разбивает цельность исполняемой музыкальной композиции на составные части. В конце концов музыка предстает перед глазами читателя рационально рассчитанной «системой»: «Система тронулась в порядке, / качались знаки вымысла… » [Там же, с. 366].
Однако Заболоцкий раскладывает на отдельные части не только музыку, но и весь окружающий мир.
И «Столбцы» Заболоцкого во многом являются результатом аналитически исследующего сознания. Это приводит к тому, что реальный мир в его поэзии, подобно земному миру символистов, превращается в настоящий хаос, в котором даже самые безобидные, на первый взгляд, вещи и события вдруг становятся странными и уродливыми. Так, например, свадьба в одноименном произведении Заболоцкого выглядит не как праздник жизни, а как вакханалия, на которой «прямые лысые мужья», «мясистых баб большая стая» и «жених, приделанный к невесте» заняты поеданием цыпленка, который «тельце сонное сложил в фаянсовый столовый гробик» [Там же, с. 49-50].
Между тем, каким бы уродливым и странным ни выглядел мир Заболоцкого, поэт не стремится покинуть его или создать взамен новый «мир мечты». Ему чуждо настойчивое желание символистов уйти из реальности в область сотворения своих собственных миров. Более того, если у символистов несовершенство мира земного было изначально задано как основополагающая причина, чтобы отречься от него и отыскать «нездешний» мир, то Заболоцкий целенаправленно создает хаос и дисгармонию объективной реальности, чтобы разбить привычное представление читателя о действительности.
Когда мы, например, читаем стихотворение «Вечерний бар»: «Глаза упали, точно гири, /Бокал разбили, вышла ночь, /И жирные автомобили, / Схватив под мышки Пикадилли, /Легко откатывали прочь» [Там же, с. 33], — то понимаем, что на самом деле речь идет не о каких-то отрицательных переменах в устройстве мира, а лишь об изменениях в его восприятии.
Отметим также и крайний материализм «Столбцов». Вещественность и осязаемость в принципе не были свойственны символистскому творчеству. По существу, материальность образа была им ни к чему, поскольку их взор был всегда направлен в область трансцендентного. Отсюда стремление к «развеществленности», к размытости. Заболоцкий, напротив, осознанно сгущал тяжесть, форму и цвет предмета, чтобы добиться «архитектурности», «рельефности».
Кроме того, Заболоцкий не принимал излишнего субъективизма символизма, зацикленности на творении сугубо индивидуалистических миров: «Душа символиста — всегда в стремлении к таинственному миру объектов, в отрицании ценности непосредственно воспринимаемого, в ненависти к «фотографированию быта». Она видит жизнь всегда через призму искусства» [Там же, с. 517].
Таким образом, при всей очевидности проводимых параллелей, подтвержденных теоретическими и публицистическими текстами поэта, творческой манере Заболоцкого не свойственна символистская отстраненность, оторванность от реальности. Не случайно сам поэт подчеркивал («Незрелость») свое несогласие с философско-эстетическими платформами символизма, однако художественная практика показывает чрезмерную категоричность поэта, настаивавшего (не в последнюю очередь и по честолюбивым причинам) на своей независимости от вышеупомянутых опытов.
Список литературы
1. Белый А. Символизм как миропонимание / сост., вступит. ст. и прим. Л. А. Сугай. М.: Республика, 1994. 528 с.
2. Блок А. Из дневников и записных книжек // Блок А. Избранное.
М.: Панорама, 1995. 560 с.
3. Брюсов В. Ключи тайн // Поэтические течения в русской литературе конца XIX — начала XX века: литературные манифесты и художественная практика: хрестоматия. М.: Высшая школа, 1988. 371 с.
4. Бутова А. В., Дубских А. И. Отражение идей «русского космизма» в поэтическом дискурсе Н. А. Заболоцкого // Научные исследования и их практическое применение. Современное состояние и пути развития. 2014. Т. 20. № 3. С. 80-84.
5. Заболоцкий Н. Собр. соч.: в 3-х т. М.: Художественная литература, 1983. Т. 1. 655 с.
6. Игошева Т. В. Проблемы творческой эволюции Н. А. Заболоцкого: учебное пособие. Новгород, 1999. 120 с.
7. История русской литературы: XX век: Серебряный век / под ред. Ж. Нива, И. Сермана и др. М.
: Изд. группа «Прогресс» — «Литера», 1995. 704 с.
8. Литература и лингвистика: прошлое, настоящее, будущее: монография / авт. кол.: С. А. Кошарная, З. Н. Афинская, А. В. Бутова, А. И. Дубских и др. Одесса: КУПРИЕНКО СВ, 2015. 220 с.
9. Семенова С. Человек, природа, бессмертие в поэзии Николая Заболоцкого // Н. А. Заболоцкий: pro et contra. СПб.: РХГА, 2010. С. 612-631.
10. Чуковский Н. Встречи с Заболоцким // Воспоминания о Заболоцком. М.: Советский писатель, 1977. 352 с.
UNSYMBOLIC UNIVERSE OF N. A. ZABOLOTSKY
Butova Anna Vladimirovna Dubskikh Angelina Ivanovna, Ph. D. in Philology Nosov Magnitogorsk State Technical University annb. [email protected]; [email protected]
The article examines the literary Universe of Nikolay Zabolotsky.
The authors study poetic searches by Zabolotsky in the context of the literary practice of modernism and, primarily, symbolism. In particular, one of a few theoretical works of the poet «On the Essence of Symbolism», and also works from the debut collection of Zabolotsky «Columns» are analyzed. In spite of differences in opinions on many issues, it should be recognized that the symbolic heritage was a necessary fundament for all creative work of the poet.
Key words and phrases: symbolism; music; world perception; reality; materiality of the world; art; symbolic detachment.
УДК 398.22; 801.81
В статье рассматриваются функции главных персонажей самозаписи якутского олонхо «Кыыс Ньургу-стай Куо». Эпические персонажи в этом олонхо можно разделить на главные и второстепенные на основе степени участия в развитии сюжета. Функции основных персонажей выявляются из тех ролей, которые они выполняют в сюжете олонхо.
Главная функция женщины-богатырки это защита племени айыы и устройство личной жизни, функция мифологических персонажей -определение судьбы главной героини.
Ключевые слова и фразы: эпос; самозапись; сюжетосложение; эпические персонажи; функции.
Данилова Анна Николаевна, к. филол. н.
Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера Сибирского отделения РАН danilova. aanchyk@yandex. ги
ФУНКЦИИ ГЛАВНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ В САМОЗАПИСИ ЯКУТСКОГО ОЛОНХО «КЫЫС НЬУРГУСТАЙ КУО» П. Г. РОМАНОВА-МЫЛААНЫСКАЙ
Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ № 14-04-00381 «Рукописи самозаписей олонхо: опыт научного описания и исследования».
В фольклоре якутов одним из крупных жанров является эпос олонхо, который как уникальное творение народа саха сохранил на протяжении многих веков традиционные черты изображения эпических персонажей.
Впервые в якутской фольклористике эпические персонажи были охарактеризованы и систематизированы в работе видного ученого И. В. Пухова «Якутский героический эпос. Основные образы» [8]. Он разделил эпические персонажи по пяти группам: 1) главный герой; 2) богатыри айыы; 3) женщины — героини олонхо; 4) противники героя; 5) рабы.
Далее эта проблема была затронута фольклористом Г. У. Эргис в монографии «Очерки по якутскому фольклору» [11]. В ней персонажи олонхо были разделены на следующие группы: 1) главный герой; 2) образы врагов племени айыы; 3) образ таёжного богатыря; 4) женские образы; 5) другие образы (образы родоначальников, рабов — Сорук Боллур, Симэхсин эмээхсин, отрицательные персонажи из племени айыы). Здесь исследователь, в отличие от предыдущего автора, выделил отдельно образ таежного богатыря по локальному признаку, а других персонажей распределил по отношению к главному герою.
Урок 40. художественное своеобразие и поэтическое мастерство н.а.заболоцкого — Литература — 11 класс
Николай Заболоцкий – поэт, который посвящал свои стихи проблеме взаимоотношений человека и природы, и произведения его не вычурны, не крикливы: перед читателем задушевные мысли, вдумчивое вглядывание в природу, в жизнь человека. Каков смысл жизни человека? Как человек взаимодействует с окружающим миром и как соотносится он с природой? Поэт старался найти и своё место среди людей. Хотя литературное наследие поэта невелико, Николай Алексеевич внёс весомое слово в русскую классическую поэзию. Заболоцкий – ищущий созерцатель, в его руках поэтический материал испытывает постоянные метаморфозы, ведь философское восприятие природы и места человека в ней диктует художнику искать новые формы реализации смысла.
Н. А. Заболоцкий. Жизненный путь поэта.
Детство. Юность. Студенчество.
Родился Николай Заболоцкий в 1903 году близ Казани.
Отец будущего поэта заведовал сельскохозяйственной фермой и надеялся сделать из сына своего преемника и часто брал его с собой по окрестным полям и деревням. С ранних лет он полюбил русскую природу, познал сложность труда мирных крестьян, стал понимать смысл преобразований в русской деревне.
Сам писатель в воспоминаниях отмечал, что стихи он начал писать с семилетнего возраста, к двенадцати годам уже неплохо знал русскую литературу, и в третьем классе сельской школы Николай уже «издавал» свой рукописный журнал и помещал там свои собственные стихи.
После окончания реального училища Заболоцкий, проучившись несколько лет в Москве на историко-филологическом факультете, едет в Петербург, где поступает на отделение русского языка и литературы в Педагогический институт имени Герцена.
В Петербурге Николай Алексеевич увидел огромный город со всеми его контрастами: со всем порочным и мещанским, оторванным от природы, искажённым пониманием сущности жизни и рабским поклонением вещам.
В это время рождаются произведения, в которых поэт нарочито гиперболизирует отрицательные черты такой жизни: «Белая ночь», «Новый быт», «Свадьба» и другие.
«Столбцы»
Первая книга «Столбцы», включавшая всего 22 стихотворения, несмотря на скромный тираж (1200 экземпляров), была замечена читателем и критикой. Её называли событием в литературной жизни 1920-х годов. Д. Е. Максимов говорил так: «Эти стихи притягивали какой-то органической странностью, заключённым в них невыразимым, но гипнотически действующим «третьим смыслом», от которого немного кружилась голова…».
Но книга вышла в сложное время, к литературе предъявлялись новые требования, и Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) указывала на Заболоцкого как на одного из главных врагов среди творческой интеллигенции, требующих пристального внимания. «Столбцы» с лёгкой руки рапповцев были названы «общественно-дефективной поэтической продукцией». Вместо конструктивной критики книги поэт получал оскорбительные выпады, брань, политическое запугивание.
В это время меняется тематика стихов Заболоцкого: городская тема была исчерпана и стала для поэта частным случаем проявления несовершенства бытия. Ему казалось, что всё живое ждёт от человеческого разума гармоничного вовлечения его в разумно устроенную жизнь. «Настанет время, когда человек-эксплуататор природы – превратится в человека-организатора природы», — говорил Заболоцкий, но эти мысли поэта не соответствовали официальным трафаретам, по которым надлежало изображать деревню в период коллективизации и обострения классовой борьбы 1930х годов.
В январе 1929 г. Заболоцкий приступает к написанию поэмы о взаимоотношениях человека и природы «Торжество земледелия», в которой закладывает близкий его душе идеал: природа стремится сама навстречу человеку, а человек, её разум, выражает это стремление и осуществляет его. Поэма вызвала новую волну травли поэта, породив разочарование и творческий спад в 1935-х годах.
Анализ стихотворений.
В стихотворении «Движение» двухчастная композиция.
В первой читатель видит описание извозчика: всё в его внешности искусственно, поддельно (как на троне, ватный пиджак как броня, борода как на иконе). По отношению к мужику поэт употребляет особую лексику: трон, вата, борода, икона, звон монет. Казалось бы, к привычным атрибутам крестьянского быта (борода, икона) присоединяется трон, символ королевского величия, звон монет. Мишурность, поддельность подчёркивается и статикой образа. Мужик сидит, борода лежит.
Вторая часть стихотворения противопоставлена первой своей динамикой, подчёркнутой отсутствием рифмы, регламента стиховой формы. Конь машет «руками» – поэт часто очеловечивает животных («Лицо коня») – вытягивается, «восемь ног сверкают», такая стремительность изображения порождает зрительную иллюзию, что у коня аж восемь ног! Он готов бежать, он чудесен своим блестящим животом и жаждой движения, ничто не сковывает его, никакие условности человеческого мира не мешают ему быть настоящим. Заболоцкий подчёркивает не только физическое движение коня, но и нравственное, свободу от примитивных самодовольных человеческих стереотипов, в отличие от статичного поддельного извозчика.
Эта необыкновенная свобода коня во многом ставит его над прагматически-практической зависимостью от материальных благ, делает его вне подчинённости внешнему миру.
При чтении стихотворения обращает на себя внимание интонационно-ритмическая организация строф. Ритм первой части точный, чеканный, рифма чёткая, перекрёстная – всё подчёркивает отсутствие движения, регламентированность, статику, предсказуемость. Во второй части стихотворения противопоставление движения – отсутствие движения сопровождается отсутствием рифмы, холостым стихом. Чудесный конь весь в движении, он рвётся вперёд, поэт усиливает строфу динамичным глагольным рядом, в отличие от мужика, охарактеризованного именами существительными, подчёркивающими номинативный, характер строфы. Так уже в ранних стихах отчётливо проступает уродливый, гротескный мир людей и противостоящий ему прекрасный, чистый, разнообразный в своих проявлениях мир природы.
На первый взгляд лёгкое и детски-наивное стихотворение 1929 года «Прогулка» углубляет тему философского осмысления природы в творчестве Н.
А. Заболоцкого. Особая лёгкость, воздействие на читателя на эмоциональном уровне ощущается благодаря размеру стихотворного слога – хорею. Грустному, напевному повествованию соответствует глубокое философское осмысление природы. Мир природы одухотворён. Поэт рисует несколько образов: беседующий с природой грустный бык; река, как невзрачная девочка притаившаяся между трав; машущий рукой (опять рукой!) всему живому цветочек; кружащаяся высоко в небе птица, которая исполняет старинную песню. Каждому из нас знакомый пейзаж воспринимается по-новому благодаря последним строчкам стихотворения: «И смеётся вся природа, умирая каждый миг». Поэт осмысливает реальность с точки зрения разнообразия и единства превращений «…клубок какой-то сложной пряжи…», всё взаимосвязано со всем, ежесекундно происходит миллион удивительных изменений в природе и человеке, и эти изменения напрямую связаны с процессами умирания и возрождения. Мир природы, вечно живой, многоцветный, яркий, сияющий, изменяющийся каждую секунду, умирает и одновременно возрождается.
Вспомним слова Циолковского о смерти: «…уничтоженья нет, а есть только преобразование… Мы всегда жили и всегда будем жить, но каждый раз в новой форме и, разумеется, без памяти о прошедшем». «Прогулка» предваряет сложное философское содержание более позднего стихотворения «Метаморфозы».
Главной темой стихотворения 1946 года «Гроза» на первый взгляд является изображение грозного природного явления – грозы. Вся природа в ожидании, в сильнейшем напряжении: пробегают зарницы, ложатся тени от туч, бушуют в небе облака, низко летают птицы; но чего же ждёт природа? Но далее появляется «Я» лирического героя, который является не сторонним наблюдателем, а находящимся в центре мироздания, всецело захваченным великолепием и грандиозностью зрелища, и повествование о надвигающейся грозе переплетается с состоянием творческого вдохновения человека. Природа очеловечивается, человек становится её неотделимой частью и чувствует «вещий холод на тёмной руке», то есть приближение «молнии мысли», рождение первых слов, словно раскатов грома в природе.
И вот слияние человека и природы даёт плоды: появляется ослепительная «светлоокая дева», пред которой всё замирает, падает в обморок, бежит; и появляется слово, которое катится на счастливые цветы. «Светлоокая дева» — одновременно порождение природы и человеческого воображения, ей подвластны и слова, и природные явления, она воплощение Музы, которую с упоением после лагерного ада с восторгом встречает писатель.
Обращает на себя внимание обилие художественных средств стихотворения. Метафоры «содрогаясь от мук», «зарница пробежала», «молния мысли», «замирающая в восторге вода» подчёркивают ассоциативно-образный ряд грозы и вдохновения, поддерживая в читателе ощущение происходящего созидания и в природе, и в душе человека. Обилие глаголов первой строфы вносит ощущение непрерывного важного действия: содрогается, пробегает, шевелится, стелется, летит, а человек чувствует приближение чего-то очень важного, ему «всё труднее дышать», затем он испытывает «сумрак восторга», чувствует «холод на тёмной руке» и, наконец, появленье первых слов.
Таким образом, гроза и поэтическое вдохновение, соединённые психологической параллелью, сопоставлены с символом творчества природы и человека, их гармоничной спаянностью, неразделённостью.
Стихотворении 1947 года «Завещание», написанное после возвращения Николая Алексеевича из лагерей, после пережитого ужаса военных лет, когда физические и духовные силы иссякли, и продолжение своего дела он завещает потомкам.
Стихотворение «Завещание» – итог многолетних размышлений поэта о жизни, о мире, природе и месте в ней человека.
Уже в первой строфе поэт называет свой путь после смерти «миром туманных превращений». Что это за мир? Это мир единства человека и природы, в котором никто и ничто не исчезает. Лирический герой, размышляющий о своей судьбе, о прожитой жизни, считает, что человек связан с природой и с другими людьми настолько органично, что, умирая, человек возрождается в природе: в дыхании цветов, в корнях деревьев, в птицах, дожде. Поэт верит, что он, не знающий покоя, «недаром в этом мире жил», потому что покоя не существует – всё вокруг живёт, ежесекундно меняется.
И отрадно протянуть руку далёкому потомку, который, видя в красоте и гармонии природы душу поэта, завершил бы его начинания.
Стихотворение имеет философское содержание, но при этом оно поражает живой интонацией разговора с современником и потомком о главных вопросах, которые задаёт рано или поздно человек сам себе. Строки стихотворения, словно доверительный разговор с далёким правнуком, подталкивающий его задуматься над тем, правильно ли он живёт, к чему стремится и кто продолжит начатое им. Создаётся впечатление, что постигший тайну бытия поэт, размышляя, даёт потомкам мудрые советы, связанные с умением понимать вечно живой, сияющий мир, в котором сохраняются «живая душа», ум, мысли, сознание человека. Беспрерывное движение, символизирующее гармонию, продолжение человека в его детях, внуках, правнуках, перетекающую из природы в человека и обратно и есть Жизнь.
В программном для всего творчества Заболоцкого стихотворении 1947 года «Я не ищу гармонии в природе», открывающем второй раздел «Книги стихов», поэт проводит параллель живой, бесконечно движущейся и многообразной природы с занятым постоянно тяжким трудом человеком, но настоящее наслаждение приносит лирическому герою картины могущественных творений человеческих рук.
Индустриальные достижения человека неотделимы от природы, более того, природа должна быть организована человеком, ведь ей самой не мила дикая свобода и она с радостью принимает в своё лоно искусственные творенья, созданные человеком. В финале стихотворения прекрасная, любящая Природа-мать, пусть она и лишена разума, обретает его в деяниях человеческих.
Образ необузданной природы создаётся с помощью ярких эпитетов: «разумная соразмерность», «дремучий мир», «ожесточённое пение», «немощное сияние», «печальная природа», «дикая свобода», «разумный труд», «безумная мать», помогающих поэту нарисовать стихийный, дикий, не организованный разумом человека мир природы, а также ёмкие метафоры «зарево плотины», «пенье труб», которые передают восхищение автора объектами технического прогресса.
Миру природы Н. А. Заболоцкий противопоставляет мир человеческой души, пристально вглядывается поэт в душу человека, раздумывая над проблемой сущности красоты. Что есть истинная красота? Внешняя привлекательность или гармония души?
В стихотворении 1955 года «Некрасивая девочка» поэт задаёт вопрос «…что есть красота и почему её обожествляют люди?», являющийся риторическим, ведь дискутировать о красоте можно бесконечно.
Автор рисует выразительной образ некрасивой внешне девочки с длинным ртом, кривыми зубами, острыми и некрасивыми чертами лица, всем своим обликом она напоминает лягушонка. Гуляя во дворе со знакомыми мальчишками, которым подарили по велосипеду и которые забыли про неё и не обращают внимания на «бедную дурнушку», она умеет радоваться чужой радости, как своей. Поэт внимательно вглядывается в её образ и видит умение радоваться радости другого человека, полное отсутствие зависти и дурного умысла, ассоциирование чужой радости со своей. Небольшая уличная сценка вызывает авторское размышление о будущем девочки. Он верит, что будущее её сложится счастливо, ведь «грация души» девочки, да и не только конкретного ребёнка, но и любой человеческой судьбы, «перетопит» любые сложности, зависть, дурной умысел; и каким бы ни было горе, разочарование, с которым столкнётся девочка в жизни, сломать ее чистое сердце будет не так просто, ведь чистый пламень души человеческой непобедим. И вопрос, завершающий стихотворение, звучит мощным и однозначным утверждением, что красота – это «…огонь, мерцающий в сосуде»!
Образ девочки нарисован с помощью целой палитры художественных приёмов, словно талантливый живописец перенёс на полотно «души изменчивой приметы», запечатлевший «охваченную счастьем бытия» девчушку.
Эпитеты «худая рубашонка», «рот длинен», « черты остры и некрасивы», «зубки кривы» рисуют поначалу неприглядный образ девочки, но далее ряд метафор преображает её: «чужая радость томит», «радость вон из сердца рвётся» и заставляет посмотреть на неё другими глазами: «чистый пламень», «младенческая грация души». Автор использует повторы («Мне верить хочется…») для выражения уверенности в том, что девочка сможет противостоять сложностям, ожидающим её на жизненном пути. Стоит отметить, что Н. Заболоцкий с интересом относился к живописи, в частности, к работам замечательного мастера психологического портрета Ф. С. Рокотова.
Прелесть этого стихотворения заключается в том, что Николай Заболоцкий сумел изобразить и поэтически утвердить значимость подлинной духовной красоты человека.
В наше время поэзия Николая Алексеевича Заболоцкого продолжает широко издаваться. Его стихи переведены на многие языки мира и активно изучается литературоведами. Поэт достиг той цели, к которой стремился всю свою жизнь – он создал книгу, достойно продолжившую великую русскую традицию русской философской лирики.
О Николае Заболоцком снята телевизионная передача из цикла «Острова».
О Николае Заболоцком и его жене, Екатерине Клыковой был снят документальный фильм из цикла «Больше, чем любовь».
Композитор Кирилл Молчанов положил на музыку стихотворение «В этой роще берёзовой».
Музыкант Василий Лавров спел песню на слова Заболоцкого «Меркнут знаки Зодиака».
Андрей Петров украсил фильм Эльдара Рязанова «Служебный роман» песней на стихи Николая Заболоцкого «Обрываются речи влюблённых».
Читать «Стихи о любви» — Заболоцкий Николай Александрович — Страница 2
Сквозь окна хлещет длинный луч,
Могучий дом стоит во мраке.
Огонь раскинулся, горюч,
Сверкая в каменной рубахе.
Из кухни пышет дивным жаром.
Как золотые битюги,
Сегодня зреют там недаром
Ковриги, бабы, пироги.
Там кулебяка из кокетства
Сияет сердцем бытия.
Над нею проклинает детство
Цыпленок, синий от мытья.
Он глазки детские закрыл,
Наморщил разноцветный лобик
И тельце сонное сложил
В фаянсовый столовый гробик.
Над ним не поп ревел обедню,
Махая по́ ветру крестом,
Ему кукушка не певала
Коварной песенки своей:
Он был закован в звон капусты,
Он был томатами одет,
Над ним, как крестик, опускался
На тонкой ножке сельдерей.
Так он почил в расцвете дней,
Ничтожный карлик средь людей.
Часы гремят. Настала ночь.
В столовой пир горяч и пылок.
Графину винному невмочь
Расправить огненный затылок.
Мясистых баб большая стая
Сидит вокруг, пером блистая,
И лысый венчик горностая
Венчает груди, ожирев
В поту столетних королев.
Они едят густые сласти,
Хрипят в неутоленной страсти
И, распуская животы,
В тарелки жмутся и цветы.
Прямые лысые мужья
Сидят, как выстрел из ружья,
Едва вытягивая шеи
Сквозь мяса жирные траншеи.
И пробиваясь сквозь хрусталь
Многообразно однозвучный,
Как сон земли благополучной,
Парит на крылышках мораль.
О пташка божья, где твой стыд?
И что к твоей прибавит чести
Жених, приделанный к невесте
И позабывший звон копыт?
Его лицо передвижное
Еще хранит следы венца,
Кольцо на пальце золотое
Сверкает с видом удальца,
И поп, свидетель всех ночей,
Раскинув бороду забралом,
Сидит, как башня, перед балом
С большой гитарой на плече.
Так бей, гитара! Шире круг!
Ревут бокалы пудовые.
И вздрогнул поп, завыл и вдруг
Ударил в струны золотые.
И под железный гром гитары
Подняв последний свой бокал,
Несутся бешеные пары
В нагие пропасти зеркал.
И вслед за ними по засадам,
Ополоумев от вытья,
Огромный дом, виляя задом,
Летит в пространство бытия.
А там – молчанья грозный сон,
Седые полчища заводов,
И над становьями народов —
Труда и творчества закон.
В легком шепоте ломаясь,
среди пальмы пышных веток,
она сидела, колыхаясь,
в центре однолетних деток.
Красотка нежная Петрова —
она была приятна глазу.
Платье тонкое лилово
ее охватывало сразу.
Она руками делала движенья,
сгибая их во всех частях,
как будто страсти приближенье
предчувствовала при гостях.
То самоварчик открывала
посредством маленького крана,
то колбасу ножом стругала —
белолица, как Светлана.
То очень долго извинялась,
что комната не прибрана,
то, сияя, улыбалась
молоденькому Киприну.
Киприн был гитары друг,
сидел на стуле он в штанах
и среди своих подруг
говорил красотке «ах!» —
что не стоят беспокойства
эти мелкие досады,
что домашнее устройство
есть для женщины преграда,
что, стремяся к жизни новой,
обедать нам приходится в столовой,
и как ни странно это утверждать —
женщину следует обожать.
Киприн был при этом слове
неожиданно красив,
вдохновенья неземного
он почувствовал прилив.
«Ах, – сказал он, – это не бывало
среди всех злодейств судьбы,
чтобы с женщин покрывало
мы сорвать теперь могли…
Рыцарь должен быть мужчина!
Свою даму обожать!
Посреди другого чина
стараться ручку ей пожать,
глядеть в глазок с возвышенной любовью,
едва она лишь только бровью
между прочим поведет —
настоящий мужчина свою жизнь отдает!
А теперь, друзья, какое
всюду отупенье нрава —
нету женщине покоя,
повсюду распущенная орава, —
деву за руки хватают,
всюду трогают ее —
о нет! Этого не понимает
всё мое существо!»
Он кончил. Девочки, поправив
свои платья у коленок,
разгореться были вправе —
какой у них явился пленник!
Иная, зеркальце открыв,
носик трет пуховкой нежной,
другая в этот перерыв
запела песенку, как будто бы небрежно.
«Ах, как это благородно
с вашей стороны! —
сказала третья, закатив глазок дородный.
—
Мы пред мужчинами как будто бы обнажены,
все мужчины – фу, какая низость! —
на телесную рассчитывают близость,
иные – прямо неудобно
сказать – на что способны!»
«О, какое униженье! —
вскричал Киприн, вскочив со стула, —
На какое страшное крушенье
наша движется культура!
Не хвастаясь перед вами, заявляю —
всех женщин за сестер я почитаю».
Девочки, надувши губки,
молча стали удаляться
и, поправив свои юбки,
стали перед хозяйкой извиняться.
Петрова им в ответ слагает
тоже много извинений,
их до двери провожает
и приглашает заходить без промедленья.
Н. А. Заболоцкий 📕 | Сочинения по егэ
Н. А. Заболоцкий
Николай Заболоцкий (1903-1958) – поэт мысли, поэт философских раздумий и классической завершенности стиха. Писал он стихи скупо, лишь когда вызревала мысль, и оставил читателям томик своих поэтических произведений и несколько книг переводов, единодушно признанных образцовыми.
В автобиографии Заболоцкий так определил содержание и мотивы своей первой книжки стихов – “Столбцы”: “По выходе из армии я попал в обстановку последних лет нэпа. Хищнический быт всякого рода дельцов и предпринимателей был глубоко чужд
и враждебен мне. Сатирическое изображение этого быта стало темой моих стихов 1927-1928 годов, которые впоследствии составили книжку “Столбцы””. В “Столбцах” пошлый, тусклый быт людей, интересующихся лишь материальными благами, грозит лишить человека чувства красоты мира. В стихотворении “Свадьба” Заболоцкий развенчивает мещанскую идиллию “Ивановых”, рисуя отвратительно зрелище свадебного пиршества, торжества плоти: “Мясистых баб большая стая сидит вокруг, пером блистая, и лысый венчик горностая венчает груди, ожирев в поту столетних королев. Они едят густые сласти, хрипят в неутоленной страсти…” Эта сатирическая картина завершается чудовищным танцем, захватывающим все и всех в свой круговорот, даже самый дом летит в этой исступленной вакханалии.
В ряде стихотворений, написанных во одно время со “Столбцами” (1929) и поэмой “Торжество земледелия” (1933), Заболоцкий обращается к философской проблематике, к вопросам жизни й смерти. В таких стихотворениях, как “Лицо коня” (1926), “В жилищах наших” (1926), “Прогулка” (1929), речь идет о тех вопросах, которые в дальнейшем станут основными для Заболоцкого. Он противопоставляет жизни людей, живущих “умно и некрасиво”, нераскрытую мудрость природы, жизнь и красоту деревьев. В мире природы нет разобщения, поэтому деревья могут превращаться в людей, а люди в деревья. Превращение людей в деревья – чудо, свидетельствующее об единстве всего живого. В стихотворении “Лицо коня” очеловечен и одухотворен облик коня. Здесь сказалось и воздействие живописи П. Филонова, изображавшего на своих картинах “лица” коней, проникнутые мыслью и страданием, переплетающимися в едином жизненном потоке движения природы. “И если б человек увидел Лицо волшебного коня, Он вырвал бы язык бессильный свой И отдал бы коню.
Поистине достоин Иметь язык волшебный конь”. К циклу
Поэм о природе принадлежат поэмы “Безумный волк” (1931), “Деревья” и “Птицы” (1933). Это философские произведения, в основе которых лежат излюбленные, натурфилософские идеи Заболоцкого о разумности природы, превращенные в сказочный миф.
Второй этап творческого развития Заболоцкого проходил под знаком обращения к классической русской поэзии Путина, Тютчева, Баратынского. Тема природы остается основной темой стихов Заболоцкого. Поэт предпослал своим стихам, написанным в сороковых годах, программное стихотворение “Я не ищу гармонии в природе” (1947), в котором он возвращается к творческим исканиям тридцатых годов. Но теперь в его отношении к природе возникает и моральная проблема.
Природа лишена понимания добра и зла, она равнодушна к человеческому страданию и в этом отношении “бесплодна”. И с другой стороны – человеческое страдание, судьба человека, лишенного зрелища природы, искаженность его представления о мире, волнуют поэта (“Слепой”, 1946).
Мысль о смерти и бессмертии – одна из основных тем поэзии Заболоцкого, который представляет себе личность человека как собрание атомов, верит в сохранение и метаморфозы самой материи, в образование новых существ из атомов праха. В стихотворении “Завещание” (1947) он говорит
О “незримом мире туманных превращений”: “Я не умру, мой друг. Дыханием цветов Себя я в этом мире обнаружу”. Это более глубокое развитие мысли, выраженной еще в стихотворении “Метаморфозы” (1937) о неизменности перехода одних форм материи в другие. Стихотворения по – своему продолжают философскую лирику Тютчева и Баратынского, их элегические размышления
О жизни.
В последние годы жизни Заболоцкого в его творчестве все более заметно обращение к человеку, появление личной темы, интерес к быту. Человек интересует его теперь не только как отвлеченный, собирательный образ Человека с большой буквы в его отношении к природе. Он стремится показать в своих стихотворениях личность, характер.
Цикл “Последняя любовь” занимает особое место в лирике Заболоцкого.
В основном поэт и в последнее десятилетие своей жизни остается певцом природы. Пройдя сложный поэтический путь от изображения гротескно-карнавального мира “Столбцов” через философскую насыщенность и сложность поэм и стихов тридцатых годов, он пришел к классически ясной и строгой поэзии, поэзии мысли. Каждый творческий этап, сохраняя своеобразие поэтической структуры, оставлял след в его дальнейшем творчестве, обогащал его новыми открытиями. “Классичность” стихов последнего периода отнюдь не обращена к прошлому; не будучи стилизацией классики, стихи пронизывают настроения современности.
Николай Заболоцкий. Свадьба. Перевод Даниэля Вайсборта
Луч света косо пробивает окна;
Массивный дом стоит в темноте.
Горячо огонь, сверкающий
В каменном кожухе протягивает руку.
Великолепно пылает кухня.
Сегодня, как золотые кони телеги,
Там целенаправленно созревают —
Женщины, буханки и пироги.
Один пирог скромные пучки
Как самый источник жизни.
Над ним, вымытая синяя, курица
Проклинает свою молодость.
Он закрыл свои детские глаза,
Разноцветный лоб нахмурен,
И положил его сонное тельце
В глиняном столе гроб.
Никакой священник не поднимает массу над ним,
Рассекая воздух своим крестом.
Нет серенады с кукушкой
Своей лживой песней.
Под звук капусты он прикован,
В помидоры одето,
А сельдерей с тонкими ножками опускается
Над ним как распятие.
Итак, в расцвете юности — отдыхает,
Карлик, жалкий среди мужчин.
Часы бьют. Ночь пришла.
Застолье жаркое и страстное.
Графин больше, чем выдержит
Держать его огненную шею прямо.
Большая стая мясистых дам
Сидит круглый, сверкающий перьями,
И поношенные горностайные венки
Их пазухи, рейки
В поту столетних королев.
Они едят сладкое, жирное и липкое,
Хрип от безответной страсти,
И выпуская свои животы, дави на
Посуда и букеты
Прямые выстрелы, жесткие,
Сидят лысые супруги,
Едва могут поднять голову
Над жирными траншеями плоти.
И пробив кристалл —
Разнообразное однообразие посуды,
Нравственность витает, взмахивая крыльями,
Как сон о земном блаженстве.
О, чистое существо, разве тебе не стыдно?
Как ваша добродетель приносит прибыль на
Жених женился таким образом на своей невесте,
И забыли о грохоте копыт?
Его мобильное лицо еще
Несет следы церемонии,
Золотое кольцо на палец
Блестит горячо,
И священник, свидетель всех таких ночей,
Расправив бороду, похожую на козырек,
Башни над танцующей толпой,
Большая гитара через плечо.
Вставай, гитара! Распространять, обводить, выкладывать!
Ревут тяжелые очки.
Священник вздрагивает, издает вой,
Вдруг пробивает золотые струны!
И поднимая последнюю чашку
Под металлический голос гитары,
Бешеные пары кружатся
В мрачную бездну зеркал.
И после них, мимо засад,
Без ума от шума и крика,
Массивный дом, покачивающийся сзади,
Улетает в космос, в жизнь,
Где есть устрашающая мечта тишины,
Серые орды заводов,
И закон труда и созидания
Бестеризует лагеря народов.
Перевод Даниэля Вайсборта
Николай Заболоцкий — Блоги и случайные статьи
Это довольно болезненно. В своем последнем посте я упомянул, что некоторые из моих заметок о русских писателях, с которыми я встречался в 70-х и 80-х годах, набирают высокие баллы по шкале оценки. Этот о Булате Окуджаве ничем не отличается. Единственное, что я могу сказать в свою защиту, это то, что я был так же строг к себе, как и к нему в своих описаниях. Как бы то ни было, в этих наблюдениях есть ценность.Цитаты в конце статьи взяты из записей, которые я вел во время лекций Окуджавы на русском отделении Калифорнийского университета в Ирвине. Не знаю, когда я записывал повествование воспоминаний, но, очевидно, это произошло позже, когда я начал встречаться с советскими писателями в Гарвардском университете. Мой текст напечатан на обратной стороне мимеографических упражнений по русскому языку для летнего класса, который я преподавал в Гарварде. Скорее всего, это был 1985 год.
Я отредактировал текст, чтобы отключить несколько невыносимо глупых фраз, но в остальном это то, что я написал около 30 лет назад.В то время я решил не упоминать профессора, который пригласил Окуджаву в Ирвайн. Ее звали Хелен Вейль (я писала о Вейле, Окуджаве и 1978 году в другом-двух блогах). Она действительно была характером, очень прямолинейным, часто резким. Мне не всегда было комфортно с ней, но это говорит обо мне гораздо больше, чем о ней. Фактически, она была очень добра ко мне через поддержку и поступки. Я по-прежнему очень благодарен Хелен за все, что она для меня сделала. Она была одной из тех, кто поставил меня на тот путь, которым я в итоге пошел.
Очевидно, трудности, с которыми столкнулся Окуджава в Ирвине, оставили во мне след. Я встречался с ним несколько раз в Москве после того, как фактически переехал туда в 1988 году, но я никогда не пытался напомнить ему, что мы с ним встречались. Просто казалось, что негативные флюиды из прошлого определенно поднимутся снова.
В этих случаях я был доволен тем, что анонимно сидел сложа руки, пока он внимательно слушал, как моя жена Оксана Мысина поет для него.
Фотографии здесь повторно использованы из более ранней публикации. Так называемое «изображение» в самом верху — это афиша концертов, на которых Окуджава играл на моей гитаре Gibson.На фото выше мы с Окуджавой в Диснейленде. Подробнее об этом читайте ниже. Следующий текст — Хелен Вейль с Окуджавой.
Булат Шалвович Окуджава, Воспоминания
Джон Фридман
Было бы несправедливо, если бы я сказал, что Булат Окуджава был человеком угрюмым, потому что я точно знаю, что большую часть пяти недель, в течение которых я был с ним, он находился в неблагоприятном положении с американским профессором. Это определенно сильно повлияло на его настроение, и, фактически, много лет спустя, разговаривая с Василием Аксеновым, я узнал, что этот профессор пользуется большой репутацией среди советских писателей, так что трудности Окуджавы с ней явно не уникальны.
В любом случае Окуджава редко улыбался (кроме тех случаев, когда он был на сцене, а потом проецировал образ любящего, милого, теплого плюшевого мишки). Он почти никогда не шутил, и вообще постоянно казалось, что он предпочел бы быть где угодно, чем там, где он был.
В своем глупом юношеском невежестве и энтузиазме я однажды сказал ему, что его роман Приключения Шипова напомнил мне Достоевского (вероятно, потому, что в нем кто-то пострадал), и он холодно ответил, что, по его мнению, было много большее сходство с Гоголем.Потерпев неудачу с моей первой попытки, я попытался произвести на него впечатление обсуждением Томаса Манна, на что он ответил, что знает Томаса Манна, но его брат Генрих был гораздо более известен в Советском Союзе («Я не знаю Генриха Манна, — ответил я).
Позже, когда мы просматривали его песни, пытаясь перевести их для двух выступлений, которые он будет давать, меня попросили прочитать одно из них. Мой русский был настолько плохим, и я так нервничал, что не мог прочитать более двух последовательных слов с правильным ударением, не говоря уже об интонации.
Я был ужасно унижен, а Окуджава явно расстроился. Какой у них ребенок, переводящий мои песни?!? Позже ему понадобилась гитара, чтобы записать на пленку несколько его песен для университетской библиотеки, поэтому я одолжил ему свою. Я понимаю, что он посвятил запись мне из-за моей щедрости, но никто никогда не позволял мне посмотреть запись, и Окуджава никогда мне ничего не говорил.
Позже у меня была возможность искупить вину, когда мы пошли в Диснейленд. Профессор, с которым жила Окуджава, спросил меня, не хочу ли я их сопровождать.Я был в восторге и встретил этих двоих в 14:00. возле ресторана New Orleans. Мы чудесно пообедали, и мне удалось вообще ничего не сказать, что не оттолкнуло поэта. Мы прокатились на аттракционе «Пираты Карибского моря», который в некоторой степени понравился Окуджаве. После этого мы отправились на аттракцион «Дом с привидениями», который ему тоже понравился, особенно когда призраки появились в нашей тележке, сидящей между нами.
Позже мы встали в очередь на новую космическую поездку, которая стала очень популярной из-за своей подлинной и типично диснеевской пугливости.
В какой-то момент я небрежно указал нашему ведущему профессору, что есть знак, указывающий, что никому с болезнью сердца нельзя ехать, и она сразу забеспокоилась. Она схватила Окуджаву за руку и вытащила его из строя, шепча ему на ухо. Через несколько минут я узнал, что у него действительно была болезнь сердца. Возможно, я спас русскую литературу и мир в целом от неожиданной и трагической потери.
Перед тем, как отправиться в аттракцион «Это маленький мир», мы остановились перед входом в замок в «Страну фантазий» и сфотографировались.Как я должен был видеть позже, я выглядел скорее как улыбающаяся грудь, потому что рядом со мной на снимке стоит угрюмая Окуджава, сгорбившись и уставившаяся в объектив камеры, как будто кто-то может уставиться на давно потерянного врага, который только что снова появился после отсутствия в течение десяти или двух лет. Моя яркая ухмылка совершенно не испорчена морщинами или беспокойством.
Окуджаве понравился «Маленький мир» больше всех аттракционов.
Он нашел в этом особое значение, которого, по его мнению, не хватало по сравнению с другими аттракционами, которые были «исключительно развлекательными».«И люди говорят, что серьезность русских писателей преувеличена… В какой-то момент нашему ведущему профессору пришлось либо позвонить по телефону, либо воспользоваться женской комнатой, и я остался с поэтом, чтобы он не сбился с пути. Он зашел в сувенирный магазин и захотел посмотреть все гаджеты. Я мало что помню из нашего разговора, кроме того факта, что я перепутал русское слово, обозначающее «внутри», со словом «снаружи». Окуджава что-то купил, и я имел удовольствие переводить для него на кассе.
Насколько я понимаю, ближе к концу своего пятинедельного пребывания в Ирвине он настолько пресытился ситуацией в доме профессора, что переехал к знакомому в Лос-Анджелесе. Возможно, это был Саша Соколов, я действительно не Конечно. В любом случае я начал ощущать его разочарование, и оно начало утомлять меня. Я нашел стихотворение Йейтса под названием «Ученый», в котором Йейтс радостно высмеивает ученого за то, что он мало знает о реальном творческом процессе.
Я перевел стихотворение на русский язык, как мог, и подарил Окуджаве в качестве шуточного подарка, надеясь, что он не приравнял бы меня ни к одному из местных ученых.Он поспешно поблагодарил меня и больше ничего об этом не сказал.
Когда я сказал ему, что приеду в Советский Союз через несколько месяцев, он любезно пригласил меня зайти к нему в любое время, когда я могу появиться в Москве. Однако он так и не дал мне свой номер телефона и больше ничего не сказал о приглашении, которое я, как мне кажется, мудро воспринял как означающее, что приглашение было ничем иным, как любезностью. Я не пытался его разыскать, когда был в Москве.
Однажды я задерживался допоздна на кафедре русского языка в университете, когда ведущий профессор подошел с несколькими делами.Она оставила Окуджаву в машине (или, может быть, он настоял на том, чтобы не приезжать?). Ему пришлось подписать какую-то бумагу, и она попросила меня сбежать к нему за подписью. Когда я сел в машину, у меня состоялся единственный приятный разговор с ним.
Я спросил, как прошло его пребывание, и он ответил, что это было очень хорошо. В тот день он приехал в Сан-Диего и остался доволен поездкой. Я ответил, что Сан-Диего — очень хороший город, и он почти улыбнулся и сказал: да, это так. Он подписал бумагу, и я вернул ее ведущему профессору.Хотя меня действительно не волнует Сан-Диего.
В качестве следствия проблем Окуджавы с ведущим профессором, я могу отметить, что перед приездом он договорился с ней о том, что все его лекции в университете (пять из них продолжительностью около трех часов каждая) могут быть записаны на пленку и остаются в собственности русского отделения университета. Однако со временем он начал сожалеть о своем решении и, наконец, отказался от него. Он отказался отдать записи и взял их с собой, когда уходил.Мне неясны точные причины. Я не уверен, чувствовал ли он, что говорил слишком свободно, и был ли обеспокоен тем, что слишком много информации может со временем выйти наружу, или он просто не хотел оказать своему принимающему профессору услугу.
Но я знаю, что после того, как Булат Окуджава ушел из Ирвина, было очень много искривленных носов. Как я позже узнал во время собеседования в Государственном департаменте в Вашингтоне, округ Колумбия (которое, к счастью, мне не удалось с треском), Окуджава довольно открыто и весьма неблагоприятно высказался по отношению к другим о своем недовольстве принимающим профессором в Ирвине.
Через пару лет после моего короткого знакомства с Окуджавой мой хороший друг Владимир Феркельман поехал на один из своих концертов в Ленинграде. После того как Окуджава немного заговорил, Володя что-то выкрикнул о своем друге в Калифорнии. Окуджава меня не вспомнил. Конечно, у него нет никаких причин, и, оглядываясь назад на тот период, я не испытываю ничего, кроме сострадания к тому, что он, должно быть, пережил.
Внешне я помню невысокого твердого мужчину с кожистым лицом.Он всегда был слегка сутулым и двигался так, как будто думал, что кто-нибудь в любой момент может броситься и попытаться сбить его с ног.
Он постоянно курил сигарету в руках или во рту. По крайней мере, я научился любить и уважать артиста у Булата Окуджавы и по сей день не устаю восхищаться красотой его песен.
Я помню несколько конкретных замечаний Окуджавы во время его лекций:
«Меня часто спрашивают, есть ли литература в Советском Союзе.Русская литература существовала всегда, существует сейчас и будет существовать в будущем ». (Это было сказано с более чем раздражением в голосе.) Он упомянул Заболоцкого как прекрасного поэта.
«Евгений Евтушенко — очень хороший человек. Очень хорошо и искренне. Однако он довольно глуп и пишет очень мало ценных стихов ».
«Я помню, когда был ребенком. Это было во времена «раскулачивания». Оба моих родителя были хорошими революционерами и научили меня любить Советское правительство, Сталина, и безоговорочно верить в него.В нескольких шагах от нас жила семья, по слухам, кулацкая. Однажды я увидел несколько мешков пшеницы, стоящих у их двери. Как хороший сын хорошего революционера, я достал нож и проделал дыры в мешках с пшеницей кулацкой семьи ».
«Через некоторое время родителей моих школьных друзей начали разоблачать как шпионов в пользу немцев или японцев. Я был в ужасе и не мог поверить, что родители моих друзей действительно могут быть шпионами враждебной страны. Но если правительство так и заявило, так и должно быть.Однажды я пришел из школы и узнал, что мой отец был немецким шпионом. Вскоре выяснилось, что моя мать была японской и немецкой шпионкой. Я был опустошен ».
«День смерти Сталина был страшным ударом. Это странно, потому что к тому времени я уже не был наивной молодежью прошлого. Я узнал, что происходит в нашей стране, но когда Иосиф Виссарионович умер, я плакал как младенец ».
«По своей природе кожа художника более чувствительна, чем кожа его читателя. Он либо плачет, либо смеется от боли.Он кричит не для того, чтобы его услышали другие, а просто потому, что чувствует боль — он не может не писать об этом ».
«Если бы вышло всего 30 стихотворений Евтушенко, это было бы прекрасное событие.
Он талантлив, но не умен, и надо сказать, что он хороший и честный человек ».
«Свою первую настоящую песню я написал в 1946 году -« Неистов и упрям ».
«В 40-50-е годы я работал учителем в деревне, часто думая о том, что я сын врага народа.”
«Моя первая книга вышла в 1956 году».
«До 1956 года я никогда не писал о себе, хотя был представителем одного из самых трагических поколений. Внезапно я понял, где стою, и начал писать о своих страданиях и переживаниях ».
«Стараниями Евтушенко я начал печататься в Москве».
«Однажды я спела« Последнюю тележку »на свадьбе, но женщина средних лет крикнула мне:« Ты должен петь счастливые песни на свадьбе! »»
«Ванька Морозов» — первая песня, которую я написал одновременно с музыкой.”
«Когда я стал популярен в 1961 году, выступая на поэтических собраниях с Евтушенко, Вознесенским, Ахмадулиной и другими, газеты стали писать, что я« разоряю детей »».
«Интеллигенция захотела, чтобы я пел только для них, а другие начали критиковать меня за грусть, тонкость, пессимизм и все прочие лишние выражения в моих песнях».
«У меня довольно ироничное отношение к моим песням, и я считаю, что это необходимость».
«Однажды меня попросили написать песню о герое.Я согласился, но потом бросил, когда понял, что мой герой не герой. В конце концов, я написал книгу не о герое, а о себе и своем поколении ».
«Сначала мой Удачи, школьник! Номер был не чем иным, как собранием заметок, но Паустовский увидел записи и напечатал их как есть ».
«Об этой истории говорили, что она« талантлива, но опасна, потому что от нее веет пацифизмом »».
«Не бывает исторической прозы — только хорошая и плохая проза.”
«Я прекрасно понимаю, что, когда я пишу о прошлом, я пишу о настоящем».
«В ходе своего исследования я узнал, что виноватых не существует».
«Кажется, что когда я пытаюсь писать серьезно, все получается с юмором».
недорогих свадебных отелей в Янджэ-дон
Вы оба сказали «да», и довольно скоро это будет «да», но перед большим днем предстоит много собраться вместе.
(Знаю, знаю, не напоминаю!) Но мы можем помочь вам с частью планирования, предоставив вам отличные предложения по организации свадеб в отеле в Янчжэ-донге.Если вы бронируете через нас, у вас будет больше денег, чтобы потратить их на действительно важные вещи, такие как салфетки с монограммами и цветы — больше цветов!
Вот и идет. . . место проведения свадьбы
Конечно, вы могли бы устроить на вашей свадьбе охоту за мусором, чтобы найти места для церемонии, приема, а затем и их отели. Или вы можете координировать все это в одном месте. Многие свадебные отели предоставляют больше, чем просто танцпол. Нужен диджей? Как насчет еды и напитков? Настройте все это отдельно через отель и поставщиков заранее, и все будет готово к прибытию вашей вечеринки.
Бронирование номеров на месте проведения свадьбы или рядом с ним означает, что ваша команда может споткнуться. . . ошибка . . прогуляйтесь в их комнату, когда вечеринка закончится. У них будет как раз то, что им нужно, чтобы отдохнуть на следующий день.
Там могут быть даже люксы для новобрачных, так что вы двое можете сделать свою ночь еще более особенной.
Получите большую экономию
Это ваш важный день, и мы хотим помочь вам сэкономить, чтобы вы могли изо всех сил провести свой медовый месяц или тот набор ножей, который все еще находится в вашем реестре.Фильтровать отели по:
Цена: Ищете место для свадьбы в Янчжэ-дон, которое не обойдется вам в бюджет? У нас есть цены от 51 $
Удобства: Полное питание? Люкс для новобрачных? Может быть, несколько кабинок у бассейна? Выберите отель, в котором свадьба вашей мечты станет реальностью.
Hotwire Hot Rate: мы снимем завесу с названием отеля после того, как вы сделаете заказ. Но поверьте нам, это будет счастливый брак между прекрасным тарифом и прекрасным отелем.
В связи с предстоящей свадьбой вы можете проверить несколько вещей из этого свадебного списка, забронировав отель в Янчжэ-дон для проведения свадеб.
И все эти сбережения? Привет, медовый месяц!
Заболоцкий главный завод. Заболоцкий Николай Алексеевич
Заболоцкий Николай Алексеевич
Родился: 24 апреля (7 мая) 1903 года.
Умер: 14 октября 1958 (55 лет) года.
Николай Алексеевич Заболоцкий (Заболоцкий) (24 апреля 1903 г., Кизическая слобода, Каймарская волость Казанского уезда Казанской губернии — 14 октября 1958 г., Москва) — русский советский поэт, переводчик.
Родился под Казанью — в колхозе Казанского губернского земства, расположенном в непосредственной близости от Кизической слободы, где управляющим работал его отец Алексей Агафонович Заболоцкий (1864-1929) — агроном, а мать Лидия Андреевна. (в девичестве Дьяконова) (1882 (?) — 1926) — сельский учитель.Крестился 25 апреля (8 мая) 1903 года в Варварской церкви Казани. Детство провел в Кизической слободе под Казанью и в селе Сернур Уржумского уезда Вятской губернии (ныне Республика Марий Эл). В третьем классе сельской школы Николай «издавал» рукописный дневник и помещал туда свои стихи.
С 1913 по 1920 год жил в Уржуме, где учился в реальном училище, увлекался историей, химией, рисованием.
В ранних стихах поэта смешались воспоминания и переживания деревенского мальчика, органично связанные с крестьянским трудом и родной природой, впечатления его студенческой жизни и колоритные книжные влияния, в том числе господствовавшие дореволюционные стихи — символизм, акмеизм: Тогда Заболоцкий выделил для себя творчество Блока.
В 1920 году, окончив реальное училище в Уржуме, он приехал в Москву и поступил на медицинский и историко-филологический факультеты университета. Однако очень скоро он оказался в Петрограде, где учился на Герценовском факультете языка и литературы, который он окончил в 1925 году, имея, по его собственному определению, «объемную тетрадь плохих стихов». В следующем году его призвали в армию.
Служил в Ленинграде, на Выборгской стороне, а уже в 1927 году уволился в запас.Несмотря на краткосрочную и практически необязательную военную службу, столкновение с «вывернутым наизнанку» миром казарм сыграло роль своеобразного творческого катализатора в судьбе Заболоцкого: именно в 1926-1927 годах он написал первую настоящие поэтические произведения, обрел свой, в отличие от любого другого голоса, одновременно участвовал в создании литературной группы OBERIU.
По окончании службы получил место в отделе детской книги Ленинградского ОГИЗа, которым руководил С. Маршак.
Заболоцкий увлекался живописью Филонова , Шагал , Брейгель . Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь.
Уйдя из армии, поэт попал в атмосферу последних лет НЭПа, сатирический образ которой стал темой стихотворений раннего периода, составивших его первую поэтическую книгу — «Колонны». В 1929 году он был опубликован в Ленинграде и сразу вызвал литературный скандал и издевательские отзывы в прессе.Оцениваемое как «враждебная выходка», оно, однако, не привело к прямым «организационным выводам» в отношении автора, и ему (с помощью Николая Тихонова) удалось установить особые отношения с журналом «Звезда», опубликовавшим около десяти стихотворений. пополнившие колонки во втором (неопубликованном) издании сборника.
Заболоцкий сумел создать стихи удивительно многомерные — и первое их измерение, сразу бросающееся в глаза, — это резкий гротеск и сатира на тему мещанства и повседневности, растворяющие личность в себе.
Еще одна грань «Колонн», их эстетическое восприятие, требует от читателя особой подготовки, потому что для знающих Заболоцкий соткала другую художественно-интеллектуальную ткань — пародию. В его ранних текстах меняется сама функция пародии, исчезают ее сатирические и полемические компоненты, теряется роль оружия в литературной борьбе.
В «Дисциплине клерикалис» (1926) завершается пародия на тавтологическое дарование Бальмонта, кульминацией которой являются интонации Зощенка; в стихотворении «На лестнице» (1928) через кухню, уже зощенковский мир, внезапно появляется «Вальс» Владимира Бенедиктова; Иванов (1928) раскрывает его пародийно-литературный смысл, вызывая (далее -) ключевые образы Достоевского с его Сонечкой Мармеладовой и ее стариком; Строки из поэмы «Бродячие музыканты» (1928) относятся к Пастернаку, и др.
Основа философских поисков Заболоцкого
Со стихотворения «Знаки зодиака угасают» начинается тайна происхождения главной темы, «нерва» творческих поисков Заболоцкого — впервые Трагедия разума звуки.
«Нерв» этих поисков заставит своего обладателя гораздо больше уделять философской лирике строк. Через все его стихи пролегает путь наиболее интенсивного внедрения индивидуального сознания в таинственный мир бытия, неизмеримо шире и богаче разумных построений, созданных людьми.На этом пути поэт-философ претерпевает значительную эволюцию, в ходе которой можно выделить 3 диалектических этапа: 1926-1933 гг .; 1932-1945 и 1946-1958
Заболоцкий много читал с увлечением: не только после выхода «Колонок», но и произведения Энгельса, Григория Сковороды, произведения Климента Тимирязева о растениях, Юрия Филипченко об эволюции. идея в области биологии, Вернадский о био- и ноосферах, охватывающих все живое и разумное на планете, и тех, кто превозносит их как великие трансформирующие силы; прочитать теорию относительности Эйнштейна, получившую широкую популярность в 1920-е годы; «Философия общего дела» Николая Федорова.
К моменту публикации «Колонн» у их автора уже была собственная натурфилософская концепция.
В его основе лежала идея Вселенной как единой системы, объединяющей живые и неживые формы материи, находящиеся в вечном взаимодействии и взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы идет от первобытного хаоса к гармоничному упорядочению всех его элементов, причем главную роль здесь играет внутреннее сознание, которое, по словам Тимирязева, «глухо тлеет в низших существах и только мигает. яркая искра в сознании человека ».Следовательно, именно Человек призван позаботиться о преобразовании природы, но в своей деятельности он должен видеть в природе не только ученика, но и учителя, ибо этот несовершенный и страдающий «вечный пресс» олицетворяет прекрасный мир. будущего и тех мудрых законов, которыми должен руководствоваться человек.
В 1931 году Заболоцкий познакомился с произведениями Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Циолковский отстаивал идею разнообразия форм жизни во Вселенной, был первым теоретиком и пропагандистом освоения человеком космоса.
В письме к нему Заболоцкий писал: «… Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они мне очень близки. В моих стихотворениях и стихах без печати я их решал как мог. ”
Дальнейший творческий путь
Сборник «Стихи. 1926-1932 », уже набранный типографией, не был подписан в печать. Выход в свет нового стихотворения «Торжество земледелия», написанного в какой-то мере под впечатлением Ладомира Велимира Хлебникова (1933), вызвал новую волну гонений на Заболоцкого.Угрожающие политические обвинения в критических статьях все больше убеждали поэта в том, что ему не позволят утвердиться в поэзии с его собственным, оригинальным направлением. Это привело к разочарованию и творческому упадку во второй половине 1933, 1934, 1935 годов. Здесь пригодился жизненный принцип поэта: «Надо работать и бороться за себя. Сколько еще впереди неудач, сколько разочарований и сомнений! Но если в такие моменты человек колеблется — его песня поется.Вера и настойчивость.
Труд и честность … »И Николай Алексеевич продолжал работать. Средства к существованию обеспечивала работа в детской литературе — в 30-е годы сотрудничал с журналами «Ежик» и «Чиж», которым руководил Самуэль Маршак, писал стихи и прозу для детей (в том числе пересказ Гаргантюа и Пантагрюэля для детей Франсуа Рабле (1936). )
Постепенно позиции Заболоцкого в литературных кругах Ленинграда укрепились. Многие стихотворения этого периода получили одобрительные отзывы, а в 1937 году вышла его книга, в которую вошли семнадцать стихотворений (Вторая книга).На рабочем столе Заболоцкого лежали поэтические переложения древнерусского стихотворения «Слово о полку Игореве» и его собственного стихотворения «Осада Козельска», стихи и переводы с грузинского. Но последующее благополучие было обманчивым.
Под стражей
19 марта 1938 г. Заболоцкий был арестован и осужден по делу о антисоветской пропаганде. Обвинительный материал по его делу включал злобные критические статьи и клеветническую рецензию «Обзор», искажавшие суть и идеологическую направленность его творчества.
От смертной казни его спасло то, что, несмотря на пытки [источник не указывается 115 дней] на допросах, он не признал обвинений в создании контрреволюционной организации, в которую якобы входили Николай Тихонов, Борис Корнилов и другие. . По запросу НКВД критик Николай Лесючевский написал рецензию на поэзию Заболоцкого, в которой указал, что «творчество» Заболоцкого — это активная контрреволюционная борьба против советской системы, против советского народа, против социализма.«
» Первые дни меня не били, пытались разложиться морально и физически. Не давали еды. Не давали спать. Следователи сменяли друг друга, но я сидел неподвижно на стуле перед следственным столом — день на следующий день. За стеной, в соседнем офисе, время от времени слышались бешеные крики. Мои ноги начали опухать, и на третий день мне пришлось рвать ботинки, так как я не мог переносить боль в ногах. Сознание начало затуманиваться, и я напряг все свои силы, чтобы разумно отреагировать и предотвратить любую несправедливость по отношению к тем людям, о которых меня спрашивали.
.. »Это строки из мемуаров Заболоцкого« История моего заключения »(издана за рубежом на английском языке в 1981 г., в последние годы Советской власти, напечатана в СССР, в 1988 г.).
Отбывал наказание с февраля 1939 г. по май 1943 г. в системе Востоклага Комсомольской-на-Амуре области; затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях; Частичное представление о его жизни в лагере дает его сборник «Сто писем 1938-1944 годов» — отрывки из писем жене и детям.
С марта 1944 года, после освобождения из лагеря, проживал в Караганде. Там он завершил аранжировку «Слова о полку Игореве» (начатую в 1937 году), ставшую лучшей в серии опытов многих русских поэтов. Это помогло в 1946 году получить разрешение на проживание в Москве. Снимал дом в писательском поселке Переделкино у В.П. Ильенков.
В 1946 году Н. А. Заболоцкий восстановлен в Союзе писателей. Начался новый, московский период его творчества. Несмотря на удары судьбы, ему удалось вернуться к нереализованным планам.
Московский период
Период возвращения к поэзии был не только радостным, но и трудным.
В написанных тогда стихах «Слепой» и «Гроза» звучит тема творчества и вдохновения. Большинство стихотворений 1946-1948 годов получили высокую оценку современных историков литературы. Именно в этот период написано «В этой березовой роще». Внешне построенный на простом и выразительном контрасте картины мирной березовой рощи, поющей иволги-жизни и вселенской смерти, он несет в себе печаль, отголосок переживаний, намек на личную судьбу и трагическое предчувствие общих несчастий.В 1948 году вышел третий сборник стихов.
В 1949–1952 годах, в годы крайнего ужесточения идеологического гнета, творческий подъем, проявившийся в первые годы после возвращения, сменился творческим упадком и почти полным переходом к литературным переводам. Опасаясь, что его слова снова будут использованы против него, Заболоцкий сдержался и не стал писать. Ситуация изменилась только после ХХ съезда КПСС, с началом хрущевской оттепели, ознаменовавшей ослабление идеологической цензуры в литературе и искусстве.
Он откликнулся на новые веяния в жизни страны стихами «Где-то в поле под Магаданом», «Противостояние Марса», «Казбек».
За последние три года жизни Заболоцкий создал около половины всех произведений московского периода. Некоторые из них появились в печати. В 1957 году был опубликован его четвертый, самый полный, прижизненный сборник стихов.
Цикл лирических стихов «Последняя любовь» вышел в 1957 году, «единственный в творчестве Заболоцкого, один из самых болезненных и болезненных в русской поэзии».Именно в этом сборнике стихотворение «Исповедь», посвященное Н.А. Роскиной, позже переработанное петербургским бардом Александром Лобановским (очаровано заклинанием / Однажды в поле ветром носится / Вы все скованы цепями / Драгоценный ты моя женщина …).
Семья Н. А. Заболоцкого
В 1930 году Заболоцкий женился на Екатерине Клыковой (1906–1997). Е.В. Клыкова пережила кратковременный роман (1955–1958) с писателем Василием Гроссманом, уехала от Заболоцкого, но потом вернулась. Сын — Никита Николаевич Заболоцкий (1932-2014), кандидат биологических наук, автор биографических и мемуаров об отце, составитель нескольких сборников его произведений.
Дочь — Наталья Николаевна Заболоцкая (1937 г.р.), с 1962 г. жена вирусолога Николая Вениаминовича Каверина (1933-2014), академика РАМН, сына писателя Вениамина Каверина.
Смерть
Хотя до своей смерти поэт успел обрести широкую читательскую аудиторию и материальное благополучие, это не могло компенсировать слабость его здоровья, подорванного тюрьмой и лагерем. По словам Н. Чуковского, близко знавшего Заболоцкого, решающую и роковую роль сыграли семейные проблемы (уход жены, ее возвращение).В 1955 году Заболоцкий перенес первый инфаркт, в 1958 году — второй, а 14 октября 1958 года он скончался.
Поэт похоронен на Новодевичьем кладбище.
Библиография
Колонны / Площадь М. Кирнарского. — Л .: Издательство писателей в Ленинграде, 1929. — 72 с. — 1 200 экз.
Таинственный город. — М.-Л .: ГИЗ, 1931 (под псевдонимом Дж. Миллер)
Книга вторая: Стихи / Пер. и титул С. М. Пожарского. — Л .: Гослитиздат, 1937. — 48 с., 5300 экз.
Стихи / Под ред.
А. Тарасенков; тонкий В. Резников. — М .: Сов. писатель, 1948. — 92 с. — 7000 экз.
Стихи. — М .: Гослитиздат, 1957. — 200 с., 25000 экз.
Стихи. — М .: Гослитиздат, 1959. — 200 с., 10 000 экз. — (Б-ка советской поэзии).
Избранное. — М .: Сов. писатель, 1960. — 240 с., 10 000 экз.
Стихи / Под ред. Глеба Струве и Б. А. Филиппова. Вступительные статьи Алексиса Раннита, Бориса Филиппова и Эмануэля Райса. Вашингтон, округ Колумбия .; Нью-Йорк: Межъязыковые литературные ассоциации, 1965.
Стихи и стихотворения. — М .; Л .: Сов. Писатель, 1965. — 504 с., 25000 экз. (Б-ка поэт. Большая серия).
Стихи. — М .: Художественная литература, 1967
Избранное. — М .: Детская литература, 1970
Змеиное яблоко. — Л .: Детская литература, 1972
Избранные произведения: В 2-х т. — М .: Худож. литература, 1972.
Избранное. — Кемерово, 1974
Избранное. — Уфа, 1975
Стихи и стихотворения. — М .: Современник, 1981
Стихотворений. — Горький, 1983
Собрание сочинений: В 3-х т.
— М., Худож.литр, 1983-1984 гг., 50 000 экз.
Стихи. — М .: Советская Россия, 1985 г.
Стихи и стихотворения. — М .: Верно, 1985 г.
Стихов и стихов. — Йошкар-Ола, 1985 г.
Стихотворений. Стихи. — Пермь, 1986
Стихи и стихотворения. — Свердловск, 1986
Лаборатория весенних дней: Стихи (1926-1937) / Гравюры Ю. Космынин. — М .: Молодая гвардия, 1987. — 175 с. — 100 000 экз. (В раннем возрасте).
Как мыши дрались с кошкой / Рис. С.Ф. Бобылева. — Ставрополь: Изд-во Ставропольский князь, 1988. — 12 с.
Краны / Капоты. В. Юрлов. — М .: Сов. Россия, 1989. — 16 с.
Стихи. Стихи. — Тула, 1989
Колонны и стихи: Стихи / Дизайн Б. Тржемецкого. — М .: Искусство. литр, 1989. — 352 с., 1000000 экз. — (Классики и современники: Поэтика. Бк).
Рубрики: Стихи. Стихи. — Л .: Лениздат, 1990. — 366 с., 50000 экз.
Избранные произведения. Стихи, стихи, проза и письма поэта / Сост., Войдет. статья, примечание. Н. Н. Заболоцкий. — М .: Искусство. литература, 1991.
— 431 с.- 100 000 экз. (Б-классика).
Рассказ о моем заключении. — М .: Правда, 1991. — 47 с.,
экз. — (Б-ка «Искра»; №18).
Как мыши дрались с кошкой: Стихи / Худ. Н. Шеварев. — М .: Малыш, 1992. — 12 с.
Колонны — СПб., Северо-Запад, 1993
Мерцание огня в сосуде …: Стихи и стихи. Письма и статьи. Биография. Воспоминания современников. Анализ творчества. — М. Педагогика-Пресс, 1995. — 944 с.
Столбцы и стихи. — М .: Русская книга, 1996
Угасание знаков зодиака: Стихи.Стихи. Проза. — М .: Эксмо-Пресс, 1998. — 480 с. — (Домашняя библиотека стихов).
Поэтические переводы: В 3-х т. — М .: Книжный клуб Терра, 2004. — Вып. 1: Грузинская классическая поэзия. — 448 с .; Т. 2: Грузинская классическая поэзия. — 464 с .; Т. 3: Славянский эпос. Грузинская народная поэзия. Грузинская поэзия ХХ века. Европейская поэзия. Восточная поэзия. — 384 с. — (Мастер перевода).
Стихи. — М .: Прогресс-Плеяды, 2004. — 355 с.
Не позволяйте своей душе лениться: Стихи и стихи.
— М.: Эксмо, 2007. — 384 с. — (Золотая серия стихов). Тексты песен. — М .: АСТ, 2008. — 428 с.
Стихи о любви. — М. Эксмо, 2008. — 192 с. — (Стихи о любви).
Меня воспитала суровая натура. — М .: Эксмо, 2008. — 558 с.
Стихи и стихотворения. — М .: Де Агостини, 2014. — (Шедевры мировой литературы в миниатюре).
Заболоцкий Николай Алексеевич (1903 — 1958) — советский поэт, переводчик. Он много писал для детей, выполнял переводы зарубежных авторов.
Николай Заболоцкий родился под Казанью 24 апреля (7 мая) 1903 года. Отец мальчика был агрономом, мать — учительницей. Впечатления от детства, проведенного в деревенской атмосфере, ярко отразились в стихах, которые Заболоцкий начал писать с первых классов школы.
В Уржумской школе мальчик активно занимался историей, живописью, химическими опытами, познакомился с творчеством А. Блока. Приехав в Москву на историко-филологический и медицинский факультеты, Николай переехал в Петроград и окончил там языково-литературный факультет института.
Герцен.
После окончания учебы поэт два года служит в армии под Ленинградом, является одним из журналистов местной стенгазеты. Впечатления от казарменной жизни, столкновения с разными персонажами и ситуациями становятся отправной точкой в поиске собственного литературного стиля.
Более раннее творчество
После службы в армии Заболоцкий начинает работу в отделе детской книги Государственного издательства под руководством С.Маршак. Потом в детские журналы «Ежик», «Чиж». Поэт много пишет для детей, адаптирует для юных читателей перевод «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле.
Его первый сборник стихов был опубликован в 1929 году под названием «Колонны» и вызвал скандал в литературной среде. В стихах сборника ярко прослеживается издевательство над повседневностью и мещанство. Подготовленные читатели также заметили тонкие пародии на поэтические стили Бальмонта, Пастернака, образы Зощенко и Достоевского.
Следующий сборник выходит в 1937 году и называется «Вторая книга».
Арест и ссылка
По обвинению в антисоветской пропаганде, сфабрикованной на основе рецензий критиков и разоблачений, не имеющих ничего общего с истинными темами творчества поэта, поэт был арестован в 1938 году. Попытки навесить на него организацию заговора. объединение и приговор к смертной казни не дали результатов, несмотря на пытки, поэт не соглашался подписывать ложные обвинения.О событиях этого периода поэт рассказал в «Истории моего заключения» (воспоминания напечатаны в 1981 г. за границей, в 1988 г. в СССР).
Заболоцкий провел 5 лет в лагерях на Дальнем Востоке, затем два года (1944-46) в Караганде. Завершился поэтический перевод «Слова о полку Игореве».
40-е годы стали поворотным моментом не только в жизни, но и в творчестве поэта. От авангардных произведений раннего периода, полных сарказма, иронии, различных аллюзий, он переходит к классической поэзии с простыми и понятными образами и ситуациями.
Московский период
В 1946 году с разрешения властей Заболоцкий вернулся в столицу и ему вернули статус члена Союза писателей.
Третий сборник стихов выходит в 1948 году.
После творческого подъема первых лет освобождения наступает период затишья. Заболоцкий почти не пишет, опасаясь идеологических преследований и повторения истории ареста. В довершение всего в 1955 году у поэта случился первый сердечный приступ, который значительно подорвал его здоровье.Причиной тому стал близкий друг Заболоцкого К. Чуковский, назвавший временный отъезд жены поэта Екатерины к другому мужчине.
К этому времени относятся многие переводы произведений грузинских поэтов Руставели, Чавчавадзе, Пшавела А. Церетели и других, которые помогли поэту удержать на плаву себя и его семью.
Новый творческий подъем начинается после развенчания культа Сталина и начала оттепели в 1956 году. Этот этап в истории страны нашел отражение в стихотворениях «Где-то в поле под Магаданом», «Казбек».За три года до смерти в 1958 году Заболоцкий создал большинство произведений, вошедших в последний период его творчества.
В 1957 году вышел последний сборник стихов — цикл «Последняя любовь». Это лирические стихотворения поэта, в том числе знаменитое стихотворение «Поцеловал, заколдовал».
14 октября 1958 года у Николая Заболоцкого случился второй сердечный приступ, который стал смертельным. Похоронили в Москве.
«В целом Заболоцкий — заниженная цифра. Это гениальный поэт… Когда перечитываешь, понимаешь, как дальше работать », — сказал поэт Иосиф Бродский в интервью писателю Соломону Волкову еще в 80-е годы. Николай Заболоцкий до сих пор так и остался недооцененным. Первый памятник на казенные деньги был открыт в Тарусе через полвека после смерти поэта.
«Подавленный талант, физически живший при жизни, после того, как его практически вытеснили с литературной площадки, он создал новое направление в поэзии — литературные критики называют его бронзовым веком русской поэзии… Концепция бронзового века русской поэзии устоялась, но принадлежит моему покойному другу, ленинградскому поэту Олегу Охапкину.
Так впервые в 1975 году он сформулировал это в своем одноименном стихотворении … Заболоцкий был первым поэтом эпохи бронзы », — сказал идейный вдохновитель открытия памятника, меценат, публицист Александр Щипков.
Три месяца над бюстом работал тарусский скульптор Александр Казачок. Он черпал вдохновение в творчестве самого Заболоцкого и в воспоминаниях его близких.Он стремился понять персонажа, чтобы не только задокументировать черты лица, но и отразить в изображении душевное состояние. На губах поэта застыла полуулыбка.
«Он был таким человеком внутри, а не снаружи, снаружи он был мрачен, а внутри он был довольно ясным человеком. Певец нашей русской поэзии, который любит Россию, любит людей, любит ее природу », — поделился впечатлениями скульптор Александр Казачок.
Любовь народа к Заболоцкому проявилась как в желании тарусов переименовать городской кинозал в честь поэта, так и в любимом ими летнем фестивале «Петухи и гуси в городе Тарусе», получившем название строка из поэмы Николая Заболоцкого «Городок».
А кто сегодня плачет?
В городе Таруса?
В Тарусе есть кому поплакать —
Девушка Маруса.
Противники Марусса
Петухи и гуси.
Сколько ходит их в Тарусе
Иисус Христос!
Памятник Николаю Заболоцкому установлен на пересечении улиц Луначарского и Карла Либкнехта — рядом с домом, где поэт провел лето 1957 и 1958 годов — последнее в своей жизни. Древнему провинциальному городку на Оке суждено было стать поэтической родиной Заболоцкого.
Поэт поселился здесь по совету венгерского поэта Антала Гидаша, жившего в то время в Советском Союзе. В Тарусе это случилось с его женой Агнес. Помня о блестящем переводе Заболоцким своего стихотворения «Дунай» на русский язык, Гидаш хотел познакомиться с поэтом поближе, продолжить разговор, начатый в 1946 году в доме советских писателей в Дубулты на Рижском взморье.
Дачу нашла лично. Выбираем дом с двумя уютными комнатами с видом на террасу во двор и ухоженный сад.Николай Заболоцкий приехал сюда с дочерью Наташей.
Поэт сразу влюбился в поэта, вспомнив город юности Уржум: над садами и крышами домов виднелась река, перед домом суетились петухи, куры и гуси. Говоря собственными словами, здесь он жил «очарованием прожитых лет».
Николай Заболоцкий с женой и дочерью
Дом Николая Заболоцкого в Тарусе
Николай Алексеевич полностью перешел на писательский путь.Два тарусских сезона стали для него чуть ли не самым напряженным творческим периодом. Поэт написал более 30 стихотворений. В том же году он прочитал некоторые из них в Риме во время поездки с группой советских поэтов.
По вечерам Заболоцкий встречался с Гидашем, беседовал с гуляющими по берегу Оки артистами. Он был прекрасным знатоком живописи, хорошо рисовал.
В письме поэту Алексею Крутецкому от 15 августа 1957 года сам Заболоцкий сказал: «… Я второй месяц живу на Оке, в старинном провинциальном городке Тарусе, который когда-то даже имел свой князей и был сожжен монголами.
Теперь это заводь, красивые холмы и рощи, великолепная Ока. Когда-то здесь жил Поленов, художников толпами рисуют. ”
Теперь это заводь, красивые холмы и рощи, великолепная Ока. Когда-то здесь жил Поленов, художников толпами рисуют. ”Таруса — редкое явление для русской культуры. С 19 века он стал Меккой для писателей, музыкантов и художников. С ней связаны имена Константина Паустовского, Василия Поленова и Василия Ватагина, Святослава Рихтера, семьи Цветаевых.
Здесь писатель Константин Паустовский вручил Заболоцкому недавно изданную «Повесть о жизни», подписав: «Дорогому Николаю Алексеевичу Заболоцкому — в знак глубокого восхищения классической силой, мудростью и прозрачностью его стихотворений.Ты просто колдун! А в письме к Вениамину Каверину Паустовский писал: «Заболоцкий жил здесь летом. Замечательный, удивительный человек. На днях пришел, прочитал свои новые стихи — очень горькие, полностью пушкинские по великолепию, поэтическому напряжению и глубине.
Следующим летом Заболоцкий вернулся в Тарусу. Посетивший его поэт Давид Самойлов вспоминал: «Он жил в маленьком доме с высокой террасой.
Мне почему-то сейчас кажется, что дом был пестрый.От улицы его отделял высокий забор с задними воротами. С террасы, через забор, был виден Око. Мы сидели и пили его любимое вино — Телиани. Ему было запрещено пить, а также курить.
Заболоцкий так полюбил Тарус, что стал мечтать купить здесь дачу и жить на ней круглый год. Я даже заметил новый сруб на тихой зеленой улице с видом на лесной овраг.
Задуманному не суждено было сбыться: вскоре его болезнь сердца обострилась, и утром 14 октября 1958 года поэт скончался.Позже в архиве Заболоцкого был обнаружен план дома, который он надеялся приобрести в Тарусе.
«Игра в бусы» с Игорем Волгиным. Николай Заболоцкий. Тексты песен
«Трубы медные. Николай Заболоцкий»
Поцеловал, заколдовал … Николай Заболоцкий
Слушал птиц, зверей и звезд, но не очень понимал людей, занимающихся нелепым самоуничтожением. Как и его духовные учителя и наставники, он чувствовал себя больше инопланетянином, посланником космоса, переводчиком с языка звезд на язык людей.
В результате такого перевода возникла поэзия Николая Заболоцкого.
Переписываясь с Циолковским, Заболоцкий создал свою теорию бессмертия. Она присутствует почти в каждом его стихотворении.
«Не позволяй своей душе лениться!
Чтоб не давить воду в ступе,
Душа должна работать
И днем и ночью, и днем и ночью!
Гнать ее из дома в дом
Тащить от от этапа к этапу … »
Это было написано после лагеря и ссылки, куда поэт якобы был отправлен за попытку прорыть туннель в Бомбей по заданию британской разведки.Так что слова о сцене ускользнули сами собой. Есть и другие ужасные признания, что если вы дадите этой самой душе поблажку, «она безжалостно сорвет с вас последнюю рубашку».
Его можно увидеть, пощипать и не раз. Есть также пересказ евангельской притчи: «Если они снимут твою рубашку, дай мне и кафтан».
Но Заболоцкому после возвращения из казахстанской ссылки отдать было нечего. Это рифмованный перевод «Слова о полку Игореве.
«Известно, что ни один из переводов с древнерусского не может сравниться с оригиналом. Но, если нужно выбрать среди них, я бы предпочел вариант Заболоцкого.
На самом деле его арестовали за причастность к ОБЭРИУ Погибли товарищи: Хармс — в застенках Олейникова расстреляли, Введенский куда-то пропал на сцене. Легендарные «Колонны», принесшие Заболоцкому заслуженную славу, не переиздавались и были фактически запрещены. Мол, поэт дурачил. вокруг них, высмеивая коллективизацию и революционные преобразования в деревне.
«Здесь бабочек учат работать,
Даю урок по науке,
Как делать пряжу и слюду,
Как сшить перчатки или брюки».
Только поэт не издевался, а на самом деле верил что рано или поздно мы вступим в словесный контакт с животными. Мы научим их и будем учиться у них. Он был сыном агронома и любил всю жизнь.
В годы наибольшей социальной жестокости общества Утопист Заболоцкий мечтал очеловечить животный и растительный мир.Он считал себя учеником Велимира Хлебникова и Эдуарда Циолковского.
Может, он один в те годы действительно читал их произведения и понимал их весьма своеобразный космизм. Не случайно в одном из своих стихотворений волк учится смотреть на звезды в телескоп. Речь, конечно же, не о волках, а о людях. Мы научились смотреть на звезды в телескоп, но с гуманизацией мира что-то не очень хорошо работает не только среди животных, но даже среди людей.
«А если да, то что такое красота
И почему ее обожествляют?
Сосуд, в котором пустота
Или в сосуде мерцает огонь?»
Если говорить о стихах Заболоцкого, то о Конечно, это огонь в сосуде. А сосуд — это сам поэт, к сожалению, как и все сосуды, беззащитный и хрупкий. Сердце не выдержало тяжелых воспоминаний и лопнуло, когда духовные силы не были исчерпаны.
Его стихи всегда считались элитарными, но вдруг вся страна запела хитом на простодушные слова: «Очарованный, завороженный, Жил-был полем увенчанный… »Во всех учебниках есть его« Некрасивая девочка »- вариант Царевны-Лягушки в новом контексте.
С поэзией Заболоцкого страна соприкоснулась в фильме «Доживем до понедельника», где Вячеслав Тихонов поет «Иволгу»: «В этой березовой роще …» Даже в самых простых стихах этого есть что-то очень волшебное и магически притягательное. Космический колдун в круглых старомодных очках и пижаме, запечатленный на снимках последних лет …
ИСПОВЕДОВАНИЕ
Поцелуй, заколдованный,
С ветром в поле однажды женился
Все вы скованы, как в цепи
Драгоценная моя женщина!
Не смешно, не грустно
Как будто сошло с темного неба
Ты и моя свадебная песня
И моя звезда безумна.
Я преклоню твои колени
Обними их с неистовой силой
И слезами и стихами
Я тебя сожгу, горько, сладко.
Открой лицо полночь
Позволь мне войти в эти тяжелые глаза
Эти черные брови восточные
В этих руках ты полуобнаженный.
Что прибавится не убавится
Что не сбудется, забудется …
Чего ты плачешь, красавица?
Или мне только кажется?
ИСКУШЕНИЕ
Смерть приходит к человеку
Говорит ему: «Мастер,
Вы похожи на калеку.
Укус насекомых.
Брось жизнь, следуй за мной
В моем гробу тихо.
Я накрою вас белым саваном.
Все от мала до велика.
Не грусти, что будет яма,
Эта наука умрет вместе с тобой:
Поле вспахано само собой,
Рожь взойдет без плуга.
В полдень будет палить солнце.
К вечеру прохладно.
Опыт учит
Ты будешь белым и сильным
С квадратным крестом
Спи в аккуратном гробу.»
» Смерть, хозяина не трогай, —
ей отвечает мужчина. —
Ради старого убогого
Пощадите меня на минутку.
Дайте мне небольшую передышку
Отпустите меня. И там
Я единственная дочь
Я дам тебе проблемы.
Смерть не плачет, не смеется
В руки девушка берет
И как огонь несется
И трава под ним наклоняется
От хижины до ворот.
В поле возвышается холмик.
Девушка в кургане шумит:
«В гробнице тяжело лежать,
Черные ручки обеими
Волосы стали как пыль
Ковыль растет из груди.
В могиле тяжело лежать
Губки тонкие сгнили,
Вместо глазка — два круга,
Дорогой друг нету!
Смерть над холмом летит
И он смеется и грустит
Стреляет в него из ружья
И, наклонившись, говорит:
«Ну, детка, ложись полностью,
Полное горло в гробу рвать!
Мир во всем мире существует
Выходи из гроба!
Услышь ветер в поле
Снова наступает ночь.
Караваны сонных звезд
Пролетели, мелькнули.
Твой подпольный пост больше
Ну попробуй, вставай!
Дева замахала ручками
Я не поверила своим ушам
Пинала доску, прыгала,
Хоп! И по швам лопнуло.
А текущая, текущая бедняжка
В виде тонкой кишки.
Где была ее рубашка?
Там остался порошок.
Из всех отверстий тела
Червячки выглядят робко
Как младенцы
Пьют розовую жидкость.
Была девственница — щи стали.
Смейтесь, не смейтесь, подождите!
Солнце взойдет, глина расколется.
В мгновение ока снова воскреснет девица.
Большеберцовая кость
Будет дерево расти
Будет дерево шум
О песне девочке
О песне девочке
Сладкий звон:
«Тише, малышка, не говори ни слова,
Байю, девочка моя!
Ветер улетел в поле
Через месяц небо побелело.
Ребята спят в хижинах
У них много котят.
И всякая кошка
Ворота красные
У них синие шубы,
Все в золотых сапогах
Все в золотых сапогах
Очень-очень дорого … »
Знаки зодиака
Знаки зодиака блекнут
Над просторами полей
Спящая собака,
Дремлющая птица Воробей
Толстые русалки
Лети прямо в небо
Руки сильные, как палки
Грудки круглые, как репа.
Ведьма сидит на треугольнике
Оборачивается в дымку.
С Лешиками покойник
Тонкий кекуок танцует.
За ними бледным хором
Колдуны ловят Муху,
И стоит над склоном
Неподвижный лик луны.
Тускнеют знаки зодиака
Над постройками деревни
Спящая собака,
Дремлющая рыба Камбала,
Тук-тук-тук-тук,
Спящий паук,
Корова спит, муха спит,
Луна висит над земной шар.
Большая чаша над землей.
Перевернутая вода.
Гоблин вытащил бревно
Из лохматой бороды.
Из-за облака сирена
Она ступила ногой
Джентльменский людоед
Непристойно откусили.
Все смешалось в общем танце
И концы летят во сне
Гамадрил и англичане,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
Кандидат прошлых веков
Новый год полководец
Мой разум! Эти уроды —
Только вымысел и бред.
Просто выдумка, мечта
Сонные мысли качаются,
Безутешные страдания —
То, чего нет на свете.
Высокогорная обитель.
Поздно, поздно. Пора спать!
Причина, мой бедный воин,
Ты уснешь до утра.
Что такое сомнение? Что такое тревога?
День прошел, а мы с тобой —
Полудвери, полубоги —
Засыпаем на пороге
Новая жизнь молодых.
Тук тук тук тук,
Спящий паук,
Корова спит, муха спит,
Луна висит над землей.
Большая чаша над землей.
Перевернутая вода.
Спящий картофель.
Засыпай скорее и ты!
ДЕТСТВО
Огромные глаза, как у умной куклы
Широко раскрыты. Под стрелками ресниц
Довольно четкие и правильно закругленные,
Мелькают ободки у младенческих зениц.
На что она смотрит? А что необычного
И этот сельский дом, и огород, и огород,
Где, склонившись над кустами, занят их хозяин,
А что-то там вяжет, и режет, и поет?
Два худых петуха дерутся на заборе.
Грубые прыжки ползут по колонне крыльца.
А девушка смотрит. И в этом ясном взгляде
Отображал весь мир до самого конца.
Он, этот чудесный мир, действительно впервые
Очаровал ее, как чудо из чудес
И глубоко в ее душе, как живые товарищи,
Мы вошли в этот дом, в этот сад и в лес.
И много дней минета. И боль сердечная
И счастье к ней придет. Но и жена, и мать,
Она — блаженный смысл коротких минут
До седины все запомнится.
Черен Бор для этого старого дома,
Перед домом поле и овес.
В нежном небе с серебряной шишкой
Облако невиданной красоты.
Туман по бокам
Посередине грозный и легкий, —
Где-то медленно плывет
Раненый лебедь.
И вниз на старый балкон —
Молодой человек с седой головой
Как портрет в старинном медальоне
Из цветов полевой ромашки.
Прищуривает косо,
Согретое солнцем Подмосковье, —
Кованые русскими грозами
Сердце собеседника и поэта.
И леса, как ночь, стоят за домом,
И овес, как бешеные кролики, прут …
То, что раньше было незнакомо
Близким к сердцу, сделано здесь.
Не ищу гармонии в природе.
Началась разумная соразмерность
Ни в недрах скал, ни в ясном небе
Увы, до сих пор не отличил.
Как своенравен ее плотный мир!
В яростном пении ветров
Он не слышит сердца правильных гармоний,
Душа не чует гармоничных голосов.
Но в тихий час осеннего заката,
Когда вдали стихнет ветер.
Когда, сияя в объятиях слабых,
Слепая ночь падет на реку
Когда, устав от буйного движения,
От бесполезного труда
В тревожной сонливости истощения
Темная вода утихнет
Когда огромный мир противоречий
Доволен бесплодной игрой, —
Как прототип человеческой боли
Из бездны воды поднимается передо мной.
И в этот час грустная природа
Лежит, тяжело вздыхает,
И дикая свобода ей не сладка,
Где зло неотделимо от добра.
И ей снится блестящий вал турбины,
И размеренный звук умной работы,
И пение труб, и сияние плотины,
И провода, заполненные током.
Так засыпаю на кровати
Сумасшедшая, но любящая мать
Чувствуя высокий мир ребенка,
Чтобы увидеть солнце с сыном.
Не позволяйте своей душе лениться!
Чтоб не давить воду в ступе,
Душа должна работать
Гонять ее из дома в дом
Перетаскивать со сцены на сцену
По пустоши, на ветру,
Через сугроб, через кочку!
Не дай ей спать в постели
При свете утренней звезды
Держи ленивца в черном теле
И поводья не снимай!
Коль дай тебе перерыв
Сняв с работы,
Она последняя рубашка
С тебя без жалости сорвут.
И за плечи схватить
Учить и мучить до наступления темноты
Жить по-человечески с тобой
Училась опять.
Она рабыня и королева
Она работница и дочь
Она должна работать
И днем и ночью, и днем и ночью!
Серебряный век подарил миру плеяду удивительных поэтов. Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Гумилев, Блок … То ли время было таким необычным, то ли Вселенная на мгновение заколебалась, и теория вероятностей упустила это невероятное совпадение.Но в любом случае начало ХХ века — время фейерверков, фейерверков в мире русской поэзии. Звезды вспыхивали и гасли, оставляя после себя стихи — известные и не очень.
Известный неизвестный Заболоцкий
Одним из самых недооцененных авторов того времени является поэт Н. Заболоцкий. Все знают, что Ахматова гений, но цитировать ее стихи умеют далеко не все. То же касается Блока или Цветаевой. Но почти все знают творчество Заболоцкого — но многие не догадываются, что это Заболоцкий.«Поцелованные, завороженные, с ветром в поле …», «Душа должна работать …» и даже «Котенок, котенок, кот …». Все это Николай Заболоцкий.
Стихи принадлежат его перу. Они пошли в народ, стали песнями и детскими колыбельными, имя автора превратилось в лишнюю формальность. С одной стороны — самое искреннее из всех возможных объяснений в любви. С другой — вопиющая несправедливость по отношению к автору.
Прозаический поэт
Проклятие недооценки коснулось не только стихов поэта, но и самой его жизни.Она всегда была не в костюме. Не соответствовали стандартам, представлениям и чаяниям. Для ученого он был слишком поэтом, для поэта — слишком мещанином, для мещанина — слишком мечтателем. Его дух не соответствовал его телу. Блондин среднего роста, пухлый и склонный к полноте, Заболоцкий производил впечатление человека солидного и степенного. Респектабельный молодой человек весьма прозаической внешности совершенно не соответствовал представлениям настоящего поэта — чуткий, ранимый и беспокойный. И только люди, близко знавшие Заболоцкого, понимали, что под этой внешней фальшивой важностью скрывается удивительно чуткий, искренний и веселый человек.
Бесконечные противоречия Заболоцкого
Даже литературный кружок, в котором оказался Николай Алексеевич Заболоцкий, был «неправильным». Обериуты — бесстыдные, насмешливые, парадоксальные, казались для серьезного молодого человека неподходящей компанией. Между тем Заболоцкий был очень дружен и с Хармсом, и с Олейниковым, и с Введенским.
Еще один парадокс непоследовательности — литературные предпочтения Заболоцкого. Знаменитые оставили его равнодушным. Ему не нравилась Ахматова, которую очень ценила литературная среда.Но неугомонный, нерешительный, призрачно-сюрреалистический Хлебников показался Заболоцкому великим и глубоким поэтом.
Мировоззрение этого человека до боли контрастировало с его внешностью, образом жизни и даже его происхождением.
Детство
Заболоцкий родился 24.04.1903 года в Казанской губернии, в Кизической слободе. Его детство прошло на фермах, в деревнях и деревнях. Отец — агроном, мать — сельская учительница. Они жили сначала в Казанской губернии, затем перебрались в село Сернур.
Теперь это Республика Марий Эл. Позже многие отмечали характерный северный диалект, вспыхнувший в речи поэта — именно оттуда родился Николай Заболоцкий. Биография этого человека тесно переплелась с его творчеством. Любовь к земле, уважение к крестьянскому труду, трогательная привязанность к животным, умение их понимать — все это Заболоцкий привнес из своего деревенского детства.
Заболоцкий рано начал писать стихи. Уже в третьем классе он «издавал» рукописный журнал, в котором публиковал собственные произведения.И делал он это с присущим его характеру усердием и усердием.
В возрасте десяти лет Заболоцкий поступил в реальное училище Уржума. Там он увлекался не только литературой, как и следовало ожидать, но и химией, рисованием, историей. Эти увлечения впоследствии определили выбор Николая Заболоцкого. Биография поэта сохранила следы творческого заброса, поиска самого себя. Приехав в Москву, он поступил сразу двумя и историко-филологическими.Позже он все же выбрал медицину и даже проучился там семестр.
Но в 1920 году студенту было трудно жить в столице без посторонней помощи. Не выдержав безденежья, Заболоцкий вернулся в Уржум.
Поэт и ученый
Позже Заболоцкий все-таки окончил институт, но уже Петроград, по курсу «Язык и литература». Он писал стихи, но не считался талантливым. Да и сам он отзывался о своих произведениях того периода как о слабых и полностью подражательных.Окружающие видели в нем ученого, а не поэта. Действительно, наука была той областью, которой всегда интересовался Николай Заболоцкий. Биография поэта могла сложиться иначе, если бы он решил заниматься не стихосложением, а научными исследованиями, к которым у него всегда была склонность.
После обучения Заболоцкий был призван в армию. Во время службы он был членом редакции полковой стенгазеты и впоследствии очень гордился тем, что она была лучшей в районе.
Заболоцкий в Москве
В 1927 году Заболоцкий все же вернулся в Москву, из которой уехал семь лет назад в большом разочаровании.
Но теперь он уже не студент, а молодой поэт. Заболоцкий с головой окунулся в бурную литературную жизнь столицы. Он посещал диспуты и обедал в знаменитых кафе, завсегдатаем которых были московские поэты.
В этот период окончательно сформировались литературные вкусы Заболоцкого. Он пришел к выводу, что поэзия не должна быть просто отражением эмоций автора.Нет, в стихах нужно говорить о важном, о правильном! Как сходство взглядов на поэзию сочетается с любовью к творчеству Хлебникова — загадка. Но именно Заболоцкий считал его единственным поэтом того периода, достойным памяти его потомков.
Заболоцкий удивительным образом соединил несочетаемое. Он был духовным ученым, практиком и прагматиком до мозга костей. Он интересовался математикой, биологией, астрономией, читал научные статьи по этим дисциплинам.Философские труды Циолковского произвели на него огромное впечатление, Заболоцкий даже вступал с автором в переписку, обсуждая космогонические теории. И в то же время это был тонкий, лирический, эмоциональный поэт, писавший стихи, бесконечно далекий от академической сухости.
Первая книга
Именно тогда в списках членов ОБЭРИУ появилось еще одно имя — Николай Заболоцкий. Биография и творчество этого человека были тесно связаны с кругом поэтов-новаторов.Абсурдная, гротескная, нелогичная стилистика обериутов в сочетании с академическим мышлением Заболоцкого и его глубокой чувствительностью позволяли создавать сложные и многогранные произведения.
В 1929 году вышла первая книга Заболоцкого «Столбцы». Увы, результатом публикации стали только насмешки критики и недовольство официальной властью. К счастью для Заболоцкого, случайный конфликт с режимом не имел серьезных последствий. После выхода книги поэт был опубликован в журнале «Звезда» и даже подготовил материал для следующей книги.К сожалению, этот поэтический сборник так и не был подписан. Новая волна издевательств заставила поэта отказаться от мечты об издательстве.
Николай Алексеевич Заболоцкий начал работать в этом жанре в изданиях, которые курировал сам Маршак — фигура исключительной значимости в литературном мире того времени.
Переводческие работы
Кроме того, Заболоцкий начал заниматься переводами. «Витязь в тигровой шкуре» до сих пор знаком читателям именно в переводе Заболоцкого.Кроме того, он перевел и перевел для детских изданий «Гаргантюа» и «Пантагрюэль», «Тиль Уленпигель» и один раздел «Путешествий Гулливера».
Маршак, переводчик №1 страны, высоко оценил работу Заболоцкого. Затем поэт стал работать над переводом со старославянского «Слова о полку Игореве». Это была огромная работа, проделанная необычайно талантливым и основательным человеком.
Перевод Заболоцкого и Альберто Саба, малоизвестных в СССР итальянских поэтов.
Брак
В 1930 году Заболоцкий женился на Екатерине Клыковой. Друзья Обериута отзывались о ней очень тепло. Даже язвительные Хармс и Олейников были очарованы хрупкой молчаливой девушкой.
Жизнь и творчество Заболоцкого были тесно связаны с этой удивительной женщиной. Заболоцкий никогда не был богатым. Более того, он был бедным, иногда просто нищим.
Скудные заработки переводчика едва ли позволяли ему содержать семью. И все эти годы Екатерина Клыкова не только поддерживала поэта.Она полностью передала ему бразды правления семьей, никогда не спорила с ним и ни в чем не упрекала. Даже друзья семьи восхищались преданностью женщины, отмечая, что в такой самоотверженности было что-то не совсем естественное. Стиль дома, мельчайшие хозяйственные решения — все это определял только Заболоцкий.
Арест
Поэтому, когда в 1938 году поэт был арестован, жизнь Клыковой рухнула. Все пять лет заключения мужа в Уржуме она провела в крайней нищете.
Заболоцкий обвинялся в антисоветской деятельности. Несмотря на длительные изнурительные допросы и пытки, он не подписывал обвинительных заключений, не признавал существования антисоветской организации и не называл имени ни одного из ее предполагаемых членов. Возможно, это то, что спасло ему жизнь. Приговор был лагерем, и Заболоцкий провел пять лет в Востоклаге, расположенном в Комсомольской-на-Амуре области.
Там в нечеловеческих условиях Заболоцкий занимался поэтической обработкой «Слова о полку Игореве».Как позже объяснил поэт, чтобы сохранить себя как личность, не опускаться до состояния, в котором уже невозможно творить.
Последние годы
В 1944 году срок был прерван, и Заболоцкий получил статус ссылки. Год жил на Алтае, куда приехали жена и дети, а затем переехал в Казахстан. Это были тяжелые времена для семьи. Отсутствие работы, денег, вечная неуверенность в завтрашнем дне и страх. Боялись повторного ареста, боялись, что их выгонят из временного жилья, боялись всего.
В 1946 году Заболоцкий вернулся в Москву. Живет с друзьями, подрабатывает переводами, жизнь начинает потихоньку налаживаться. А потом случается еще одна трагедия. Жена, бесконечно верная преданная жена, мужественно переносящая все невзгоды и невзгоды, внезапно уходит к другой. Не предает из страха за свою жизнь или жизнь детей, не убегает от бедности и невзгод. Как раз в сорок девять лет, это другому мужчине.
Его сломал Заболоцкий. Гордый, гордый поэт мучительно пережил крах. Жизнь Заболоцкого поставила на карту.Он метался, лихорадочно выискивая выход, пытаясь создать хотя бы видимость нормального существования. Он протянул руку и сердце незнакомой по сути своей женщине, причем, по воспоминаниям друзей, даже не лично, а по телефону. Торопливо женился, какое-то время провел с новой женой и расстался с ней, просто вычеркнув из своей жизни вторую жену. Именно ей, а не его жене, было посвящено стихотворение «Моя драгоценная женщина».
Заболоцкий вышел на работу.Он много и плодотворно переводил, у него были заказы и наконец он стал зарабатывать приличные деньги. Он смог пережить разрыв с женой, но не смог пережить ее возвращение. Когда Екатерина Клыкова вернулась к Заболоцкому, у него случился сердечный приступ. Заболел полтора месяца, но за это время успел привести в порядок все дела: разобрал стихи, написал завещание. Он был основательным человеком как в смерти, так и в жизни. К концу жизни у поэта были деньги, популярность и читательское внимание.
Но это ничего не могло изменить. Здоровье Заболоцкого было подорвано лагерями и годами нищеты, и сердце пожилого человека не выдержало стресса, вызванного переживаниями.
Смерть Заболоцкого наступила 14 октября 1958 года. Умер по дороге в баню, куда пошел чистить зубы. Врачи запрещали Заболоцкому вставать, но он всегда был аккуратным человеком и даже немного педантом в повседневной жизни.
Под кроватью темное прохладное место
Дарра Гольдштейн
Когда я начал изучать русский язык в колледже, меня увлекли описания еды в русской литературе.В книге Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ » (1973) он пишет о тюремной камере. Ему отчаянно хотелось читать литературу. Поскольку он находился в привилегированном положении, он мог получать книги из тюремной библиотеки. У него была такая удивительная строчка: «Отойди от меня, Гоголь! Отойди и от меня, Чехов! У них обоих было слишком много еды в своих книгах. Эссеист Татьяна Толстая предположила, что литературное внимание к еде на самом деле является сублимацией из-за цензуры.
Писать о сексе было запрещено, поэтому эротика выражалась в еде.Возьмите рассказ Антона Чехова «Сирена»: мужчины ласкают эту кулебяку (пикантный пирог с грамматически женским окончанием) и плачут от желания. Все это весело — если, конечно, вы не были в ГУЛАГе.
Когда я впервые приехал в Советский Союз в 1972 году, еды практически не было. Я имею в виду, что там были стандартные продукты — проращивание картофеля и лука, капуста, немного рыбных консервов, — но дефицит был таким разительным контрастом с образами пышности и дореволюционной жизни, которые я знал из литературы.Тем не менее, я обнаружил, что моя настороженность рассеялась только после еды (возможно, это была водка). Было что-то в совместных собраниях за столом, что позволило войти в другую культуру даже во время холодной войны.
Когда я поступил в аспирантуру, я хотел написать диссертацию о еде в русской литературе как маркере социального статуса и национализма, а также развития характера. Это был Стэнфордский университет в начале 1970-х годов.
Мне в основном говорили, что я не серьезный ученый.Так я написал о Николае Заболоцком, сказочном поэте. Я не сожалею, что сделал это. Но через две недели после того, как в 1983 году поступил в Уильямс-колледж, недавно получивший докторскую степень в Стэнфорде, вышла моя первая книга — русская кулинарная книга.
CC
Идеальный способ проигнорировать заведение.DG
Ну, моя вторая книга была о Заболоцком, и я сохранил оба пути моей карьеры. Но у вещей есть прекрасный способ сходиться. Когда производственная компания, стоящая за серией PBS The Mind of a Chef , решила, что они хотят выпустить печатное издание, которое будет сосредоточено на консервировании продуктов — это скоро будет выпущено Cured — они связались со мной.Теперь я понимаю, что время, которое я провел в Советском Союзе и Скандинавии, где времена года резко меняются и где необходимы зимние запасы, проинформировало мое понимание о необходимости сохранения.
Хотя я бы сказал, что сейчас, по крайней мере, в Соединенных Штатах, методы консервации — это скорее вкус, чем выживание.
CC
Фактически, кажется, существует обратная социально-экономическая взаимосвязь между ролью сохранения в Советском Союзе в 1970-х и 1980-х годах и его популярностью в Соединенных Штатах прямо сейчас.Сохранение для многих из нас стало модным занятием в свободное время — хобби.DG
Это. Есть так много хипстерских консерваторов, которые делают своими руками — я бы не называл их консерваторами, но ферментерами и солеными. Когда меня попросили стать редактором журнала « Cured », я подумал: «Если бы я только мог отрастить бороду или хотя бы украсить себя татуировками, то я был бы похож на тот, кто редактирует этот журнал!» Одна из моих целей с Cured — показать этому поколению, что существует долгая история консервирования продуктов питания.Я думаю, что как только они начнут понимать различные культурные традиции — поскольку мы смотрим на эти методы глобально, — то, что они делают сами, может стать еще богаче.
CC
Вы упомянули Советский Союз и Скандинавию. Мне любопытно, нашли ли вы связь между климатом и консервированием.DG
Ну, я так и думал, пока не начал углубляться в эти практики по всему миру. Я начал с мест, которые мне больше всего знакомы, с холодных мест, где нужно обязательно сушить, мариновать или рассолить или иным образом консервировать продукты, чтобы пережить долгую зиму.Затем я подумал об очень жарком и влажном климате, таком как Юго-Восточная Азия, где всегда варили рыбный соус.
В Древнем Риме, где тоже было довольно жарко, брали маленькие анчоусы и давали им бродить, делая соус, похожий на то, что мы знаем как соус Вустершир. А в Полинезии ферментируют хлебное дерево не только потому, что это продлевает срок хранения фруктов, но и потому, что им нравится вкус.
В большинстве обществ до того, как продукты питания стали такими глобальными, как сегодня, они всегда были основным продуктом питания.
Рис, маниока или кукуруза — какой-то крахмал — что-то мягкое. Что-то достаточно хорошее на вкус, но без изящества.
Антрополог Сидни Минц помог разработать гипотезу «ядро-бахрома-бобовые», которая предполагает, что во многих культурах есть нейтральная основная пища с более выраженной бахромой вокруг нее. Это явление не зависит от климата и не является следствием консервирования, и тем не менее, многие побочные продукты оказываются вялеными, ферментированными или маринованными. Их ароматы были усилены, добавляя азарта и питательных веществ к однообразной диете.Подумайте о кимчи. Когда у вас есть рис с кимчи, он просто потрясающий.
CC
Я думал, что консервирование, маринование или засол происходит исключительно по необходимости. Вы говорите, что необходимость — это только часть истории, но она также или в равной степени связана с желанием вкуса.DG
Я люблю верить в это.
CC
Но я все еще задаюсь вопросом, развивает ли культура вкус к еде с сильным вкусом в первую очередь из-за необходимости, или же есть врожденное желание сильных ароматов.
Это вопрос о курице / яйце или, лучше, о курице / маринованном яйце.DG
Или яйцо тысячелетней давности.
DG
Консервация проистекает из необходимости. Но если бы еда была невкусной, люди перестали бы ее есть. Если им действительно не нужно есть для выживания, нежелательная пища все равно будет в кладовой весной. Требуется так много труда и навыков, что сохранение уже не может рассматриваться как единственная причина того, что эти продукты продолжают занимать место в рационах многих культур по всему миру.Даже если возникновение консервации связано с необходимостью, акт превратился в искусство или, по крайней мере, в весьма изысканную практику.
CC
Я хочу вернуться к советскому контексту и подумать о том, как пространство фигурировало в уравнении сохранения. Хранение продуктов и предметов повседневного обихода было особенно опасным, особенно для жителей городских квартир.
Я имею в виду ранние советские «живые клетки» — крошечные спальные комнаты в проектах коммунального жилья, предназначенные исключительно для воспроизводства рабочей силы.Еда должна была подаваться фабричной кухней и есть в столовой; книги должны были быть доступны и читать в общем читальном зале; одежда должна была ездить и выниматься из общественной прачечной. На чертежах этих живых клеток почти нет хранилища — логический архитектурный ответ на тотальное коммунальное обеспечение. Немногие из этих проектов были построены, но, конечно, коммуналка , , или коммуналка, до самого конца оставалась пространственным пятном советской жизни. Где хранилась еда в коммунальных жилищах?DG
Архитекторами тех ранних проектов были в основном мужчины, верно?DG
Они не думали о хранении, потому что не им приходилось иметь дело с постельным бельем, кастрюлями, сковородками или консервами.Их потребности удовлетворяли матери или жены, поэтому они не останавливались, чтобы рассмотреть основы домашнего хозяйства.
CC
Конечно, в этих, в основном, теоретических проектах коммунального жилья, вся суть заключалась в том, чтобы покончить с домашним хозяйством. Было несколько женщин-архитекторов; Было бы интересно посмотреть, отнесли ли их заявки на участие в конкурсе на коммунальное жилье иначе к хранению.Страница не найдена
Будущие встречи
СОХРАНИТЬ ЭТИ ДАТЫ
Воскресенье, 21 февраля и 28, 2021 в 13:30 Через Zoom
Щелкните здесь для получения дополнительной информации о встречах.
Сделайте пожертвование в JGASGP
Сделайте пожертвование в пользу JGASGP или в поддержку конференции IAJGS 2021 года, нажав
Вы попадете на нашу страницу Пожертвовать . Вы можете заплатить со своей учетной записи PayPal, дебетовой или кредитной картой.
Большое спасибо за ваш вклад!
Выставки и конференции
RootsTech Connect , бесплатная онлайн-конференция по генеалогии, состоится в феврале.25-27, 2021 г.
Зарегистрируйтесь по адресу: https://www.rootstech.org/?lang=eng
Впервые в истории крупнейшее в мире семейное мероприятие будет полностью виртуальным и совершенно бесплатным. Зарегистрировано более 190 000 человек. Будьте готовы отметить общие связи с людьми со всего мира. Общайтесь с друзьями, семьей, прошлым, наследием и родиной — и все это не выходя из дома и в браузере.
Следующую конференцию IAJGS намечено провести в Филадельфии 2-5 августа 2021 года.Мы местные соведущие! По мере уточнения деталей здесь будет размещена дополнительная информация.
Новости членства
ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ЧЛЕНОВ
Салют! кому: Шалом Бронштейн
«Салюты IAJGS! Комитет »рада сообщить, что Шалом Бронштейн был награжден Салютом IAJGS! Премия.
Салюты IAJGS предназначены для постоянного признания заслуживающих внимания проектов, мероприятий и достижений, связанных с еврейской генеалогией, в любое время в течение года в дополнение к ежегодным наградам за достижения IAJGS.
ЧЛЕНСКИЕ ВЗНОСЫ
Сейчас мы принимаем оплату взносов 2021 года.
Вы можете оплатить членских взносов лично (при личных встречах) по почте или через Интернет.
Лично: Заполните онлайн-форму: JGASGP Форма членства . Принесите заполненную форму на следующую встречу вместе с чеком на JGASGP.
По почте: Заполните онлайн-форму: Форма членства JGASGP. Следуйте инструкциям в форме и по почте.
Онлайн: Оплачивайте взносы с помощью PayPal . Выберите тип членства в раскрывающемся меню
Рекомендуемый поэт: Илья Каминский
АВТОРСКАЯ МОЛИТВА
Если я говорю за мертвых, я должен
оставить это животное в моем теле,
Я должен написать одно и то же стихотворение снова и снова
для пустая страница — белый флаг их капитуляции.
Если я говорю о них, я должен пройти
на грани самого себя, я должен жить как слепой
, который бегает по комнатам, не касаясь
мебели.
Да, живу. Я могу перейти улицу и спросить: «Какой сейчас год
?»
Я могу танцевать во сне и смеяться
перед зеркалом.
Даже сон — это молитва, Господь,
Я восхваляю твое безумие, и
на чужом языке говорите
музыки, которая нас будит, музыку
, в которой мы движемся.Ибо что бы я ни сказал,
— это своего рода петиция, и я должен похвалить самые мрачные дни
.
Из «ПУТЕШЕСТВИЕ МУЗЫКАНТОВ»
«Вот как он растет: будучи побежденным, решительно
постоянно более великими существами».
— Рильке РМ
ПРОЩАНИЕ С ДРУЗЬЯМИ
после Николая Заболоцкого
Да, человек — башня птиц , я пишу своим друзьям
в землю, в землю, в землю.
Там с фонарем в руке
встречает своих знакомых человек-жук.
Вы стоите в белых шляпах, длинных куртках,
с тетрадками стихов,
у вас сестрам дикие гвоздики,
соски сирени, занозы и цыплята.
Идите, я напишу биографию дождя,
листайте страницы —
ваши первые шаги по комнате.
И.Пол Целан
Он пишет пальцами в рот
.
В свете лампы он видит грязь, ветром деревья,
он видит траву, сохранившуюся в этот час, стр.
корма, как сгоревшее поле:
Свет был. Спасение
шепчет он. Слова оставляют на его губах привкус земли
.
II. Элегия для Иосифа Бродского
i
Говоря простым языком, для сладости
между строк уже не важно,
то, что вы называете иммиграцией, я называю самоубийством.
Посылаю, за знаками препинания,
разворачивающиеся ночи Нью-Йорка, проспекты
переходящие в кириллицу
зима свертывает слова, бросает снег на ветер.
Вы, посреди неписаного предложения, остановитесь,
сослаете в место дальше, чем тишина.
ii
Я покинул вашу Россию навсегда, стихи, вшитые в мою подушку
, мчась к моему собственному обучению
жить с вашими строками
на грани истории, настроенной против самого себя.
Жить своими линиями, те, где поднимаются паруса, волны
бьют о гранит города каждой гласной, —
страницы открываются сами по себе, тихий голос
говорит о страдании, о воде.
iii
Мы возвращаемся туда, где совершили преступление,
мы не возвращаемся туда, где мы любили, вы сказали;
ваши стихи — это волки, кормящие нас своим молоком.
Я пытался подражать вам два года.Такое ощущение, что горят
и поют о горении. Стою
как будто в меня кто-то плюнул.
Вам было бы стыдно за эти деревянные линии
как я не представляю вашу смерть
, но она здесь, поджигая мои руки.
III. Исаак Бабель
Что такое счастье? Рембрандт, Петрарка
Слуги света
охраняются гусями, тополями.
Исаак Бабель знает: он изобретает жанр тишины,
точный человек, чье молчание живет
в телах
других. Человек точный,
сигарета за ухом, он выпивает
с начальником полиции и занимает деньги
у любовницы, пишет строчки —
сложные — между ними пожар.
Он отчитывается о своей жизни,
Я все еще в своем теле, он хвалит
мертвых: Горки, Мопассана.
В моменты сомнений
Он пьет перед своими портретами.
Что такое счастье? несколько историй
, которые обманули цензоров. Он не понесет тишину
, как подсвечник,
он скажет некрасивой девушке: ты красивая,
ты будешь ходить над землей на уровне глаз.
IV. Марина Цветаева
В каждой строчке странный слог: она просыпается
как чайка, разорванная
между небом и землей.
Я принимаю ее, стою лицом к лицу.
— в этом сне: она носит платье
, как парус, бежит за мной, останавливаясь
, когда я останавливаюсь. Она смеется
, когда в детстве разговаривает сама с собой:
«душа = боль + все остальное».
Я неуклюже сгибаюсь в коленях
и больше не ссорюсь,
все, что мне нужно, это человеческое окно
в доме, крыша которого — моя жизнь.
ПУТЕШЕСТВИЕ МУЗЫКАНТОВ
Пол Целан
В юности он работал на фабрике, хотя все говорили, что он больше походил на профессора классических языков, чем на заводского рабочего.
Он шел на работу, как будто двигался под водой.
Это был красивый мужчина со стройным телом, в движениях которого сочетались грация и резкая геометрическая точность. На его лице был отпечаток смеха, как будто никакие другие эмоции никогда не касались его кожи.Девятнадцатилетние девушки, даже когда ему было за пятьдесят, подмигивали ему в поездах или троллейбусах, спрашивая номер телефона.
Через семь лет после его смерти я увидел Целана в домашних тапочках, танцующего в одиночестве в своей спальне, напевая, шаг за шагом. Он не возражал против того, чтобы быть персонажем моих рассказов на языке, который он никогда не учил. В ту ночь я видел, как он сидел на крыше, искал Венеру и декламировал про себя Бродского. Он спросил, существует ли вообще его прошлое.
Иосиф Бродский
Иосиф зарабатывал себе на жизнь, давая частные уроки всему, от инженерного дела до греческого языка.Его глаза были маленькими и сонными, а на лице преобладали огромные усы, как у Ницше. — пробормотал он. Вам нравится Брамс? — Я вас не слышу, — сказал я. А как насчет Шопена? Я тебя не слышу. Моцарт? Бах? Бетховен? Я плохо слышу, не могли бы вы повторить? Он сказал, что у вас будет большой успех в музыке.
Чтобы встретиться с ним, я возвращаюсь в Ленинград 1964 года. На улицах чертовски холодно: мы сидим на тротуаре, он резко начинает (сухой смех, сигарета) рассказывать мне историю своей жизни, его слова меняются к сосулькам, как мы говорим.Я читаю их в воздухе.
Исаак Бабель
Мифологии не было: Одиссей повесился. Гомер пил до смерти и вонял грязью.
Исаак Бабель знал. «Я профессор танцев, — представился он, — я знаю разные танцы — польку, танго и фламенко, танец вожделения и радости, с женой или без жены».
Это был человек пламенных амбиций, который приобрел привычку разговаривать сам с собой; он исполнял свои танцы босиком, чтобы «сохранить товар».«В пьяном виде Исаак стоял на тротуаре, вызывая такси,
« Ты свободен? »- спрашивал он, открывая дверь.
« Да », — отвечал таксист.
« Да? Ну, выйди из машины и иди танцевать! »
Усталый мужчина, когда он смеялся, он казался совершенно одиноким на Земле. Когда некоторые женщины проходили по улице, он поворачивался и тихо говорил:« Какой кусок хлеба. она такая, какой теплый кусок хлеба. «Мне понравилось, когда он смеялся.
» Что вы думаете о Марине? Я спрашивал его много раз.
«Я считаю, что она замечательная женщина!»
«Правда? Она всегда говорит, что ты идиот».
«Что ж, возможно, мы оба ошибаемся».
На протяжении многих лет мои запечатанные губы хранили опьяняющую историю его безумия. Пока он шутил, я смеялся, сжав губы.
«Исаак пил прошлой ночью?» — спросила Марина.
«Я не уверен! Но когда он пришел, он попросил зеркало, чтобы увидеть, кто пришел домой.»
Марина Цветаева
В первый год своей глухоты я увидела ее с мужчиной. Она носила пурпурный шарф, завязанный вокруг головы. В полутанце он положил голову ей на грудь. А она Я начал петь. Я наблюдал за ней с пожирающим вниманием. Я представил, как ее голос пахнет апельсинами, я влюбился в ее голос.
Она была женщиной, которая жила как заговорщица, посылая противоречивые сигналы. «Не ешь яблоко. семена, — пригрозила она мне, — а не семена яблок.Ветки вырастут из твоего живота! »Она коснулась моего уха, потрогав его.
Я ничего не знаю о ее муже, кроме его смертельного сердечного приступа в движущемся автобусе. На ее лице не было напряжения, но глядя на нее, Я понимал достоинство горя. Вернувшись с его похорон, она сняла обувь и пошла босиком по снегу.
МОЙ ОТЕЦ МЕЖДУ ДА И НЕТ
Крайний Север .Декабрь. Горстка света
дрожит и поет, и дрожит. Пишу вам
из места, где вы никогда не были, наша история
старше, более человечно. Фарфоровые годы разбивают
на смысл и прощение. Наши города уходят в темноту.
А я? Я живу один, прикоснусь к словам наполняясь медленно
полудня. Я представляю себе Итаку: высокие берега, облака, складывающиеся и разворачивающиеся
, свет оседает на том, что мы говорим и делаем.
Душа, то, что осталось, но продолжает прибывать
между мной и моей страной, стеклянное изделие забвения,
Я молюсь: мы ходим под Господом. Он не может вспомнить наши имена
, но сложное небо сводится к тому, что мы говорим.
(Он наклоняется над столом и пишет, как будто открывая
окна, шепча тротуарам, призракам деревьев.
Среди предложений, фонари раскрывают свой свет.)
Я представил себя каравеллой
, погружающейся в сон,
четырехлетний ребенок летней ночью,
прислушиваясь к возвращению отца.
Он заходит в затемненную комнату,
касается моей щеки.
Отец ветер. Ребенок в лодке.
Ветер касается паруса!
Утром тайно ему на ухо
Я шепчу сон.
И он улыбается, говоря: Лада.
«Дорогой» и «Корабль», два слова в одном,
Династия зеленого света.
Гавань слов приветствует нас, говоря:
в этом мы можем спрятаться, мы можем жить.
Лада , голос отца. Это море.
Этот парус. Этот ласковый ветер.
— в комнате, достаточно большой, чтобы все можно было похоронить
мальчик спит; тишина тянется по улицам,
рушится.Его отец, в другой комнате,
зажигает лампу и оставляет мир в покое.
Вечер вращается на своей бледной оси. В этой комнате
книжный шкаф загружен рассказами о Дон Кихоте и Одиссее
, когда они танцуют, держа свои брюки вверх
В этой комнате, полной дождя для мальчика
, который вот-вот проснется, зажигает лампа снова и снова.
Книжный шкаф, стол, молитва, сухая щека: то, что открывается,
вопреки всем уликам, не открывается.В этой комнате
живые спят, мертвые
не погребены, мысли проходят через их руки.
Мальчик спит в этой комнате, где отец
читал бы вслух, раскапывая
русскую речь, так что кириллица искрилась.
Двери открываются и закрываются, открываются, закрываются и открываются —
Мальчик поворачивается и поворачивается во сне.
*
Мы жили у моря, провинция, полная многообещающих —
канделябров, древние аркады наводняют будущее
Республики.Что-то витало в воздухе или
что-то в наших головах? Или темное, нервное влияние моря?
Города любви . Это то, чему меня научил мой отец,
ходить по улицам, полусонный, петь
корабли, качающиеся вдали.
Лампа падает и следует за моей рукой.
Вещи выдают себя, стул, бокал вина
маленькие островки, беспомощно наполовину затопленные.
Открываю окно, тихо говорю, отец.
Дождь начинается далеко и не приближается.
*
Когда ты умер, я видел, как Одиссей молился. Непростой мужчина
взял слова, как молодые девушки, поцеловал их в губы.
Во сне вы стояли на коленях, неприкасаемые.
Протянул руку. Темнота грызла мои пальцы.
*
Вот мой отец стоит между «да» и «нет»
из его рук, так много крыльев птиц
Мой сын, слава — это спасение, которое приходит еще долго после того, как корабль потоплен.
Война окончена, я забыл
, какой город находился в осаде. Спящие города тоскуют по дому
и беззащитны. Ночью я поднимаю чашку
и поджариваю чаек, плачущих над головой.
Я не знаю, как жить на Земле, Телемах.
Я благословляю этих чаек, мои яростные политические товарищи.
и исправь недели дождя в моих руках
и выпей дождевую воду, чтобы забыть.
Я прикасаюсь к твоему лбу, чтобы вспомнить.
*
Мы жили под эгидой абрикосовых деревьев. Когда я прочитал по-английски из романа Чепмена «Гомер», на котором никто из нас не мог говорить, отец пошутил: «В чем разница между одесским евреем и англичанином?» «Англичанин уходит, не попрощавшись.Одесский еврей прощается, но не уходит. «
*
— потому что истинное понимание
— это всегда тишина: мой отец идет
в противоположном направлении
моего пути:» На улице холодно, закрой окно! »
« Если я закрою окно, будет ли на улице теплее? »
Но когда-то вокруг нас было небо,
Мы играли в шахматы с пустыми спичечными коробками —
сын вальсирующего отца, отец вальсирующего сына
вальсирующий от самого себя
он благословил меня своим одиночеством, легкое крылатое существо.
— но мой отец приходит с работы, чтобы увидеть моего отца
переводит Одиссею за кухонным столом,
четные страницы — ветер,
на других страницах: наши тела практикуют войну
против самих себя. Ветер дует в плече вашего паруса.
В моей крови проплывает небольшой корабль без экипажа.
*
В год моей смерти я написал псалом Господу, говорил
на его языке, наблюдал за своим телом во сне.
Напоминаю: ты стоял — Красиво! — ваше голое плечо
подпирая разрушенный мир,
птицы вылетели из вашей головы, вырастая до огромных размеров.
Той зимой я путешествовал: Лос-Анджелес, Нью-Йорк. Слова
, которые я написал, висели, как старые штаны, которые не подходят.
Я сидел на вокзале, слышал объявления,
сел не на тот поезд, видел тебя, Лена, Абрам
— твои тела сломанные игрушки.
Как сказала Марина: любить
— значит видеть человека в образе Бога;
Не любить: вместо стола видеть стул.
Стулья правят миром! кресло, диван, плоское сиденье,
гос из простого дерева.
Мертвые возвращаются, как чайки, мы смеемся и смеемся.
Сначала я теряю рубашку. Затем вы поворачиваетесь и брызгаете мне в лицо морской водой
. Будем жить! город будет
излучать свет, как кусок кристалла,
почва будет молиться, вода будет иметь крылья.
(Я думаю о тебе, пока моя память разбивается на гласные, линия открывается на берегу, в парусах. Не спите. Отправьте фотографии мальчика и ваши новые стихи в провинцию благодарности, на вокзал куда не ходят поезда.)
По мере того, как наступает ночь, мы обнаруживаем свет
, падающий на стены, откуда?
«Иди в изгнание, —
напиши свою Тристию», — смеется цыганка-гадалка
, расстегивая платье.
Я вспоминаю ее гласные, наполненные дождем.
Я сбежал, да — бабочка на парковке
или человек на парковке с желтыми крыльями на груди.
Я жил так, как будто город был в огне —
лица из метро следовали за мной до дома и наверх.
Вот я сидел, каталогизируя воспоминания
хрупкие, как хризантемы на ветру.
Я возвращаюсь, белье на балконах расплющивается, как паруса,
Утро, полное света, заставляет мои руки ожесточаться от языка.
Сейчас август. Солнце начинает обычное повествование, отбеливая их тела —
мать, отец танцуют, движутся, пока за ними говорит тьма.
Сейчас август. Свет омывает балконы. Август,
,
, речь во рту густеет, как груша, темная сестра сладости. Я
пересказываю историю, световая гравировка
мне в руку: Маленькая книжка, иди в город без меня.
ПОХВАЛА
.. .но однажды через ворота остались полуоткрытыми
там сияют желтые лимоны
и в наши пустые груди
эти золотые рога солнечного света
льются свои песни.
— Монтале
Время, мой близнец, возьми меня за руку
по улицам своего города;
Мои дни, голуби твои, борются за крохи —
*
Женщина просит ночью сказку со счастливым концом.
У меня нет. Беженец,
Я иду домой и становлюсь призраком
обыскиваю дома, в которых я жил. Говорят —
отец моего отца отца его отца был принцем
, который женился на еврейке девочка
против воли церкви и отца и
отец своего отца. Потерять все,
потерять: имение, корабли,
прячут это кольцо (свое обручальное кольцо), кольцо
отец передал брату, потом забрал.Сдал,
потом забрал, наспех. В семейном альбоме
мы сидим как манекены
школьников
, уничтожение которых,
как лекция, отложено.
Потом мама начинает танцевать, переставляя
эту мечту. Ее любовь
трудна; любить ее — это просто положить мне в рот малину
.
На голове у брата ни единой седины
, он поет своему двенадцатимесячному сыну.
А мой отец поет
своей шестилетней тишине.
Вот так мы живем на земле, стая воробьев.
Тьма, волшебник, находит покои
за нашими ушами. Мы не знаем, что такое жизнь,
кто ее создает, реальность толстая
с тоской. Подносим к губам
и пьем.
*
Я верю в детство, родина экзаменов по математике
которые возвращаются и не возвращаются, я вижу —
берег, деревья, мальчик
бегает по улицам как потерянный бог;
свет падает, касается его плеча.
Где память, старый флейтист,
играет под дождем, а его собака спит, язык ее
наполовину болтается;
двадцать лет между жизнью и смертью
Я прошел сквозь тишину: в 1993 году я приехал в Америку.
*
Америка! Я помещаю слово на страницу, это моя замочная скважина.
Я смотрю на улицы, магазины, велосипедиста,
олеандров,
двух женщин, прогуливающихся по набережной.
Открываю окна квартиры
и говорю: у меня когда-то были хозяева, они рычали надо мной,
Кто мы? Почему мы здесь?
сказки, которые они рассказывали, начинались с:
«смертность», «милосердие».
Фонарь, который они несли, по-прежнему блестит во сне,
смущенные призраки, которые научили меня жить просто.
— в этом сне: мой отец дышит
, как будто снова и снова зажигает лампу.Память
запускает свой старый двигатель, он начинает двигаться
, и я думаю, что деревья двигаются.
Я разворачиваю эти строки, растворяясь в каждой гласной,
, как сказал Неруда, моя страна
Я меняю свою кровь в вашу сторону. Вечер шепчет
своими детскими мясистыми губами.
По грязным углам страницы
учитель ходит, сочиняя голос;
он трет каждое слово в ладонях:
«руки учатся на земле и битом стекле,
вы не можете придумать стихотворение», — говорит он,
«наблюдайте, как свет превращается в слова.»
*
Я родился в городе, названном в честь Одиссея
и не восхваляю ни нацию
, а провинции человеческих тоск:
в ритме снега
корявые фразы иммигранта
переходит в речь
Но ты попросил
рассказать историю со счастливым концом.
