Качок женится на секс-кукле, а экологиня на коне. Самые чокнутые браки

Бодибилдер и резиновая баба

Жениха зовут Юрий Толочко. Он — 34-летний бодибилдер из Казахстана. А его девушку зовут Марго, и она резиновая кукла для секса. Юрий рассказывает, что защитил Марго от пьяного посетителя в баре, влюбился — и вот они счастливы и скоро женятся. Юрий публикует в Интернете совместные селфи, приглашения на свадьбу. С резиновой невестой они ходят по магазинам, выбирают платья и устраивают сеансы парной медитации.

Что можно сказать про эту удивительную историю? Вариантов три: или это пиар-акция, или парень слетел с катушек, или шутки о том, что качки слишком тащатся от себя, им волю дай — они сами с собой сексом займутся, не так уж далеки от истины. Впрочем, есть те, кто верит — это настоящая любовь. Не будем их разочаровывать.

Если бы я имел коня, это был бы номер

Что ж, теперь история из мира братьев наших меньших. А точнее, больших — ведь речь о свадьбе девушки и коня. В 2014 году довольно симпатичная защитница животных Миланья Броксвитт сделала предложение своему коню. Меланье было 28 лет, конь Торген был младше — но что такое разница в возрасте для любящих сердец? Девушка подала официальное заявление на регистрацию брака. А когда прошение отклонили, пошла в суд и выиграла.

Верховный суд Дании постановил, что различия между видами не делают супругов разными по своей сути. Об особенностях интимной жизни в решении суда умалчивалось. Но в мире появился прецедент, по которому люди могут выходить замуж за животных. И, возможно, в скором времени фраза «женщина живёт лишь с котом» не будет звучать так грустно, ведь это может быть официальный брак.

Это каменное сердце может любить

Все мечтают быть за мужем как за каменной стеной. И только французская художница Трейси Эмин перешла от слов к делу. Она официально сочеталась узами брака с древним камнем, который встретила на дороге где-то во французской провинции. Трейси посчитала, что это любовь с первого взгляда, ведь она увидела в камне защиту, а не нечто вселяющее страх.

Замуж за камень Трейси выходила, для пущего колорита одевшись в погребальный саван своего недавно умершего отца. Вопрос интимных отношений она решила просто и окончательно. Трейси отказалась от секса, посвятив всю свою энергию работе и безгрешной любви к своему супругу. По крайней мере, жена может быть уверена в одном — муж её не бросит.

Любовь последней модели

В американском Лас-Вегасе по традиции регистрируют все браки. Этим воспользовался 34-летний Аарон Червенак. Он пришёл в свадебную часовню, чтобы жениться на своём смартфоне. По случаю праздника чёрный айфон (а это был именно он) нарядили в белый чехол. На церемонии играла органная музыка и присутствовали гости. Словом, это была обычная свадьба.

Как выяснилось, Червенак заключил брак с айфоном не просто так — а с умыслом. Таким образом американец хотел показать, как сильно современный человек зависит от этого небольшого гаджета. Столько времени вместе проводят, что и жениться пора. Есть в такой любви лишь один ощутимый минус — неверность. Рано или поздно модель айфона устареет и Аарон Червенак уйдёт к другой.

Гляжусь в себя, как в зеркало

Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась я — могла бы перефразировать Пушкина австралийка Дезире Лонгэба. Но она вряд ли знает Пушкина, зато точно знает, как сделать себя счастливой без всякой посторонней помощи. 42-летняя мать двоих детей из Сиэтла устала от отношений, измучилась в ходе длительного развода и решила послать всё к чёрту и жить так, как она хочет.

Она сменила своё имя на Прекрасное Создание, позвала трёх друзей, поехала в Париж. И там, на фоне Эйфелевой башни, женилась на самой себе. Женщина призналась, что устала искать мужчину своей мечты. А женщина мечты — это она сама, так почему бы не связать себя узами брака. Тем более что клятва жить вместе долго и счастливо и умереть в один день — в этой ситуации точно не пустые слова. По крайней мере, что касается последнего.

Сожитель резиновой куклы Юрий поведал об искусственной любви

Юрий Толочко живет в Казахстане. Он профессиональный бодибилдер, музыкант, пишет стихи, ведет тренинги по ораторскому и актерскому мастерству. Но не этим прославился мужчина. Мир узнал о нем после того, как он заявил о своих намерениях оформить брак с резиновой куклой Марго.

— Я бы хотел поговорить развернуто и глубоко на эту тему, — начал Юрий. — А журналистам надо кратко и поверхностно. Это уже было. Давайте изменим формат.

— У вас были в отношениях с живыми женщинами?

— Были, продлились они семь лет. Мы жили в гражданском браке. Расставались, мирились, снова сходились.

— И чем все закончилось?

— Девушка была замужем. Она не смогла оставить супруга, потому что он смертельно заболел. На этом наши отношения завершились. Если бы не эта печальная истории, мы продолжили бы встречаться. Сейчас мы дружим, общаемся, как брат с сестрой. Так что в прошлой жизни у меня все шло нормально с женщинами.

— Почему вы решили переключиться на резиновую даму?

— Возникло желание попробовать что-то новое в сексе. История с Марго началась чуть больше года назад. Она работала в ночном клубе хостес, встречала на входе гостей.

— Работала – громко сказано. То есть Марго являлась декорацией клуба?

— Она была частью вечеринок. Стояла, сидела, лежала, встречала гостей на входе. С ней фотографировались, что-то там еще делали. Однажды я оказался в том заведении. При мне один нехороший человек ее обидел. Я разобрался с товарищем по-мужски. Так Марго стала моей девушкой. При мне она модифицировалась, немного изменилась.

— Вы ее выкупили у владельца клуба?

— Нет, мне ее дали.

— Заведение так запросто рассталось с предметом интерьера?

— Когда надо, я им ее возвращаю. Она не полностью моя собственность.

— Но живет с вами?

— Да.

«Шведка зарегистрировала брак с конем, значит, и у меня получится»

— Раньше у вас был опыт, скажем так, общения с резиновыми спутницами?

— Это мой первый опыт. До Марго мне в голову не приходило шерстить интернет в поисках информации про секс с куклами.  

Марго до нашего общения не являлась секс-куклой. Было что-то непонятное. Мне показалось прикольным попробовать. По своей натуре я экспериментатор, с детства ломаю стереотипы — это часть моей жизни.

— Ой, да ладно, ваша история больше похожа на хайп.

— В современном мире, хайп – неотъемлемая часть жизни. Шумиха не мешает реальной жизни.

— У вас сразу подписчиков прибавилось в соцсетях.

— Их долго не прибавлялось, постепенно пришли.

— Благодаря Марго вас теперь знают во всем мире?

— Факт. Правда, российские СМИ проснулись, когда уже на всех языках мира обо мне рассказали. Сначала возбудилась Турция, потом обо мне стали писать англоязычные издания, такие, как «New York Post». Позже присоединились Германия, Индонезия, Китай. Хвалебные статьи размещали Аргентина, Бразилия и Колумбия – они удивляются, что такое происходит в Казахстане.

— В Казахстане как реагируют на вас?

— Поначалу отношения ко мне были волнообразные – от негатива до позитива. Сейчас все привыкли. Но замечу, в глаза меня не критиковали, разносят лишь в Сети.

— На вас наверняка обращают внимание, когда вы прогуливаетесь с Марго?

— Сейчас карантин, особо не до прогулок. Раньше мы часто появлялись вместе в магазине, ходили в кино, рестораны. Люди делали вид, что ничего странного не происходит. Но как только я поворачивался спиной к ним,  сразу шептались. 

— Вы не первооткрыватель в этом смысле. В Японии многие мужчины живут с куклами.

— У них тренд. Первым мужчиной, который привел домой куклу, стал хирург. Он был женат. Поначалу супруга возмущалась новой избранницей мужа, со временем привыкла. Они стали жить втроем, путешествовать. Отношения в паре улучшились.

— Зачем вам это? Скрасить одиночество?

— Нет, чисто прикладной момент. И потом, определённый фетиш. 

— Некоторое время назад вы заявили, что хотели оформить брак с Марго. Получилось?

— Наше законодательство подобные браки не допускает. Хотя не исключаю, что в будущем такое положение дел станет реальностью. Например, в Швеции женщина зарегистрировала брак с конем. Правда, судилась два года, чтобы ей разрешили. Но она доказала, что конь – личность, он имеет право стать законным мужем. После волокиты с судебными инстанциями мадам добилась своего. А после вынесенного судом решения в ЗАГСы обратились полсотни жителей Швеции с желанием вступить в брак с животными.

«Не общаюсь с родственниками, которые не оценили избранницу»

— Вам нравится именно такой типаж женщины, как Марго?

— Нет, мне нравятся разные женщины. Люблю эксперименты.

— За год она вам не надоела?

— Нет.

— Помимо ее, в вашей жизни присутствуют обычные женщины?

— Только как друзья.

— Да ладно, шутите?

— В любом случае, плюс Марго – она не станет ревновать и не закатит истерику, если я ей изменю.

— Разве интересно жить с той, которая на все согласна?

— Как раз это и интересно. Вынос мозга никто не приветствует. Считаю, что жизнь с Марго — самая продуктивная модель отношений, учитывая, что традиционный институт семьи трансформируется. Это реалии жизни, которые пора принять и признать.

— То есть вы допускаете, что проживете с Марго много лет, а нормальной семьи у вас не будет?

— Могу предположить разное развитие событий, не стану зарекаться.

— У Марго есть срок годности, она может испортиться?

— Люди тоже ломаются и портятся, их надо чинить.

— Вашу даму сердца уже чинили?

— Глобально еще не чинил, это дорого. Какие-то вещи поправлял своими силами, это не затратно.

— Вы тратитесь на ее гардероб?

— Естественно.

— Судя по ее многочисленным нарядам, денег уходит прилично.

— Ну и ладно. Я ведь дарю ей наряды, потому что сам хочу, а не потому, что обязан. Одеваю ее так, как нравится мне. Не хочу — не одеваю. Еще мои отношения с Марго — определенный манифест. Мы живем в эпоху кукольности, сейчас многие женщины пытаются походить на манекены. В соцсети мне часто пишут: «Как можно с ней спать, она ведь силиконовая, не живая?» Хочется возразить — с женщинами, которые вставляют себе в губы, грудь и попу силикон, с ними ведь тоже занимаются сексом, чем они отличаются от кукол?

— Друзья одобряют ваш выбор?

— У меня огромный круг друзей и знакомых. Только два приятеля меня осудили. Я их вычеркнул из друзей.

— Знакомые не просили вас одолжить Марго на недельку, чтобы тоже попробовать?

— Разве что только в шутку.

— Родственники как относятся?

— Негативно отреагировала одна дальняя родственница.

— Вы с ней тоже прекратили общение?

— Мы с ней виделись от силы три раза в жизни. Она написала мне в соцсети что-то очень грубое. Я не стал отвечать. Сделал скидку на то, что она беременная, может у нее что-то с нервами.

«В аэропорту беру для Марго инвалидную коляску»

— Ухаживать за Марго тяжело?

— Да, она весит прилично — 40 кг. Нужно быть физически сильным, чтобы перетаскивать ее с места на место, что-то делать с ней. Слабые мужчины с ней не справятся. Один мой знакомый тоже думал приобрести такую куклу. Но у него позвоночная грыжа. Я сразу посоветовал выбирать женщину полегче, иначе можно окончательно подорвать здоровье. Кстати, это одна из причин – почему не делают кукол-мужчин. Женщины просто не смогут его передвигать.

— Зато ее не нужно мыть, тряпочкой протер, пыль смахнул — и готово.

— Мыть ее нужно как раз часто. В этом плане с ней проблематично. Обычного человека намылил мочалкой и смыл, а Марго надо тщательно драить, на ее теле собираются катышки.  

— Какие еще трудности по уходу за ней?

— Непросто натянуть синтетическую одежду. Честно говоря, Марго трудно привести в «смотрибельный» вид, чтобы ноги, спина, руки все ровно выглядело. Семь потов сойдет, пока сделаешь из нее человека.

Однажды нас пригласили на в Москву, на телевизионное ток-шоу. Я весь день носил ее на себе, у меня руки занемели, мышцы закислились. Когда вышел к зрителям, у меня началась одышка.

В перерыве мне требовалось переодеть ее в свадебное платье, на смену одежды нам дали 10 минут. На том платье оказались куча шнурков. Пока я ее наряжал, она вся перекосилась. Я ее складывал, раскладывал, взмок, пока закончил манипуляции. Вышел на сцену, и мы опять играли праздник. О том, что мне пришлось преодолеть, осталось за кадром. 

— Как вы ее перевозили в Москву?

— Купил ей билет на самолет, она сидела рядом весь полет. Собственно, когда мы летим отдыхать, я тоже всегда покупаю ей отдельный билет.

— Дешевле сдать ее в багаж.

— Нет, вы что, она же моя девушка. Я предварительно отправляю письмо в авиакомпанию, получаю разрешение на ее полет. В Казахстане нас все знают, первыми сажают в салон. Мы уже, как звезды.

— Поначалу сталкивались с проблемами перелета?

— Скорее, возникали смешные казусы. Например, на российской границе, таможенники не понимали, ставить ей штамп в билет или нет. Собрался целый консилиум по этому поводу. Я им долго объяснял, что Марго – знаменитость, просил погуглить ее биографию. В итоге второй штамп поставили в мой билет. 

— Таможенники могли подумать, что вы в ней перевозите что-то незаконное…

— Мы же ее насквозь просвечиваем.

— Пассажиры как относятся?

— Некоторые косятся, не понимают, почему нам оказывают столько почета и уважения. Но в целом народ воспринимает адекватно, хотя нюансы есть. Так как мне тяжело ее постоянно носить на руках, то в аэропорту я вожу ее на инвалидной коляске.  

Однажды зашел в туалет, Марго в коляске оставил рядом с сортиром. В это время из женской комнаты вышла уборщица, Увидела Марго, которая не шевелилась. Женщина перепугалась, запаниковала. Подумала, что инвалид умерла. Когда я вышел, она кинулась мне: «Доктор, помогите». 

— Наверняка вас донимают вопросами окружающие?

— Часто спрашивают: «Она ваша невеста?». Не всегда есть настроение что-то объяснять людям. Приходится отбиваться моим друзья, которые находятся рядом. Иногда дело доходит до разборок, если на меня наезжают. За меня горой стоят приятели.

«В плане секса с ней все по-другому»

— У Марго есть своя страничка в Инстаграм. Так у нее подписчиков в разы больше, чем у вас.

— Я заметил.

— Вы ведете ее соцсеть?

— Нет.

— Ваша подруга?

— Марго ведет. Не пытайте. Не скажу все равно.

— В плане секса с ней интереснее, чем с живой женщиной?

— Сравнивать глупо. С ней не интереснее, не лучше, не хуже, просто по-другому. Такой секс нужен для разнообразия. Все тела разные и ощущения разные.

— А как же поговорить?

— Думаю, не за горами такой прогресс, когда изобретут роботов. Люди в этом заинтересованы.

— Хочется ведь нормального общения, а не с роботом.

— Есть вещи, которые произойдут в любом случае, нравятся нам или нет. У нас век интернета, всегда есть, с кем пообщаться. К тому же у меня много друзей. Но иногда хочется остаться одному.

— Где сейчас находится ваша Марго? У нее есть отдельное место для хранения?

— Отдельного места нет. Она везде — лежит, стоит, сидит. В одном положении ее нельзя оставлять, может деформироваться.

— То есть существуют инструкции по ее применению?

— У Марго очень нежная кожа, это минус. Она сделана из специального материала, за ней требуется тщательный уход.

— Сколько стоит такая кукла?

— От 2 000 евро и выше. Замечу, что толстые, даже жирные куклы, которые с трудом помещаются на диван, стоят гораздо дороже, чем худые и стройные. На них уходит больше материала.

— Есть фабрики по производству таких изделий?

— Чаще всего их делают в Китае и на заказ. Покупатели выбирают куклу с определённым цветом кожи, определенной фигурой. Это дорогое удовольствие, а не игрушка на один месяц.

— Ваша Марго – то блондинка, то брюнетка, какие у нее свои волосы?

— Она лысая. Покупаю разные парики. Предпочитаю розовые волосы.

— Макияж – тоже ваших рук дело?

— Она изначально уже накрашена. Отдельно приклеиваются ресницы и цвет глаза можно менять. Еще можно заказать разные головы. Купите пять голов, можно каждую неделю менять. Видите, какой расширенный функционал у Марго. Ничего подобного у людей нет.

— Туловище тоже можно менять?

— Нет, туловище постоянный элемент.

— То есть, какая грудь есть, такая и останется?

— Марго – не разборная модель. Раскрутить ноги-руки и сложить в багажник не получится. В этом плане она ближе к человеку.

— Такой товар пользуются спросом?

— На рынке такие куклы очень востребованы. Многие обеспеченные мужчины их покупают. Но, как правило, они не говорят об этом вслух.

— Вам самому не смешно от вашей истории?

— Когда я только начинал жить с Марго, мне тоже это казалось смешным. Но удивила реакция людей. В сети на меня ополчились дамы, стали возмущаться, куда катится мир, мол, нас, живых женщин заменяют на искусственных. К травле подключились тихони, которые ранее никогда ничего не комментировали. Выходит, я затронул их болевую точку.

Своеобразно отреагировали представители разных профессий. Адекватно восприняли информацию маркетологи, айтишники, рекламщики. Самыми узколобыми оказались люди из сферы искусства, которые снизошли до осуждения и непонимания. Разочаровали некоторые журналисты, которые в силу профессиональной деформации считали, что таким образом я хочу отвлечь народ от политических и социальных проблем, кто-то считал, что у меня съехал чердак.

Зато поддержали меня молодые люди, которые понимают, что, такое будущее не за горами. И мужчины ко мне часто обращаются за советом, многие после самоизоляции решили пойти по моему пути.

Свадьба. Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

Свадьба – один из наиболее значимых обрядов жизненного цикла, способствующих трансформации персонально-личностных характеристик и переход в «новое социальное качество» не только главных участников (жених и невеста), но и ближайшего круга родственников и близких друзей, получающих в ходе развертывания обряда и по его завершении новые социально значимые статусы по отношению к молодым (дружка, коренная подруга и их региональные аналоги, сват, сватья, тесть, теща, свекр, свекровь и т. п.). Употребление кукол в этом важнейшем переходном обряде связано как с глубинной семантикой обряда, так и со знаково-символическими и коммуникативными функциями [Морозов 1996а, с. 139–146; Морозов 2005, с. 23–37].

Кукла выступала в качестве непременного атрибута девушки-невесты, а иногда и как часть ее приданого, причем при игре с ней могла имитироваться подготовка к замужеству. «Вот я замуж выходила – кукла у меня была. Кошели раньше были. Вот от кошеля крышка, и вот кукле всё сложено было: постель, всё это, как утирки нарезано, скатерти, одеяла. Всё это приготовлено было. Всё сделано – кукла сделана, припасёно всё было. Её на „куст“ взяли, а потом оставили у жениха, и жениховы сродники и рострёпали, чай, куда» [ЛА СИС, с. Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.]. «Чай, бывало, куколки были. Мы и шили их сами. У меня был вот этакий ящик [большой]. Да. И там была и „невеста“, там был и „жених“. Да. Там и постель была – всё было. Вот и играли…» [ЛА МИА, с. Араповка Сурского р-на Ульяновской обл.].

В некоторых случаях это было связано с ранними браками. Малолетние невесты порой везли к жениху вместе с сундуками с приданым и коробки с куклами, что стало основанием для многочисленных народных анекдотов, шуток-поддевок («у нёо жонка ишшо в куклы играёт») и частушек:

У меня на сарафане

Золотые буквы;

Ко мне сватались сваты,

А я играла в куклы.

[ЛА МИА, д. Свателово Парфеньевского р-на Костромской обл.]. Формула: «Наша невеста еще в куклы играет!» – могла служить шуточной формой отказа при сватовстве [ЛА МИА, д. Старово Парфеньевского р-на Костромской обл.].

Корреспондент Тенишевского бюро И. Рождественский приводит рассказ одной 92-летней старухи, как ее выдали замуж в 13 лет за 14-летнего парня и она «долго не понимала отношений между мужем и женой и, считая себя малолетней девушкой, по праздникам долго играла в доме мужа в куклы» [Рождественский 1899, л. 11]. Хорошо иллюстрирует эту сторону традиционного отношения к куклам воспоминание, цитируемое Г. Л. Дайн: «Моя бабушка Прасковья пошла замуж четырнадцати лет и кукол всех с собой забрала. Целую корзину этого добра привезла в дом жениха. И рассказывала потом, что свекор строго всем домашним наказал не доглядывать и не смеяться над молодой, когда она тихонько пряталась на чердак, чтобы поиграть в свои куклы. Потом их снова оттуда достали, уже для ее детей» [Дайн 1981, с. 36]. Столь бережное отношение к детской игрушке глубоко мотивировано. Известна примета: если девочка много играет в куклы, то «девок нарожает». «Вот и говорили: „Кукольница, дак кукольница и будет“. Я говорю: „Я кукольница и наносила пятерых дочек“…» [ЛА СИС, д. Красное Грязовецкого р-на Вологодской обл.]. В этом контексте кукла оказывается не менее ценной частью наследства, чем прочее «добро» (одежда, скот).

Нередко куколки являлись элементом украшения свадебного экипажа. «Когда невесту берут, на машину ставют куклу ей подружки. И раньше так! На лошадях. Раньше ведь на лошадях! И ей куклы брали, сшиты куклы, а всё равно брали. Прямо две куклы сшиты вот такие вот [=примерно до локтя]. В церкву съездиють там, а патом привезут вот, да, чай, отдадут детям, они играют…» [ЛА МИА, д. Воскресеновка Радищевского р-на Ульяновской обл.]. В станице Незлобная Новопавловского р-на Ставропольского края свадебную куклу «в руках несли. А нет – вон на подводе едуть и молодых везуть, и кукла с ними, и всё. Да. Привезуть, понимаешь ты, сами садятся за стол пить, а её иде-нибудь у угол поставють» [ЛА МИА, ст. Незлобная Новопавловского р-на Ставропольского края]. В с. Алгасово Моршанского р-на Тамбовской обл. выпеченные из теста куколки выставлялись под иконы («на угольник»), когда приезжал жених со свадебным поездом, чтобы ехать под венец («невесту бяруть») [ЛА МИА, с. Парсаты Шацкого р-на Рязанской обл.].

Один из примеров осмысления куклы как принадлежности девушки-невесты можно найти в севернорусской сказке «Сестра-убийца» с мотивом инцеста [Ончуков 1998, с. 185; о функции куклы как волшебного предмета-помощника см.: Пропп 1986, с. 199–201]. В наиболее полном варианте этой сказки («Аннушка») мать говорит перед смертью дочери Аннушке: «У меня в сундуке есть цетыре куколки, как чё надо – они тебе помогут». Брат Аннушки по наказу матери ищет себе жену «как наша Аннушка»: «Парень стал себе жону искать. Некак не находит. А сестра, ей нать все с куколками. Вот брат говорит: „Некак жоны не найду. Пойдем, Аннушка, со мной на кровать спать!“». Сестра печет житники и под предлогом, что ей надо вынести их в клеть, «побежала да куколок во все углы поставила. Да и: „Чё мне делать, куколки, брат на кровать спать велит?“ Все тут куколки: „Хи-хи! Худо ли, хорошо ли брату с сестрой спать?“ А одна: „Худо, худо! Заседь до колена!“» В конце концов Аннушка «просела срозь землю» и нашла там в Егибовой избушке девушку «целиком как она. И не познать. Та девушка на целовецью кость целовецьи волосья вьет: „Ты чего сюда зашла, девушка? Налетит Егибова, тебя съест, мне велит твои волосья на твою кость навивать“». С помощью девушки-двойника (о связи двойничества с куклой см. раздел «Кукла с точки зрения социальной антропологии и психологии»). Аннушка спасается от Егибовой и возвращается к брату, который женится на спасительнице [Карнаухова 1934, с. 151–153].

У русских девушки-невесты свои игровые куколки нередко передавали младшим родным или двоюродным сестрам: «С собой-то не брали. Отдавали – там ещё у меня, быть может, сестра есть…» [ЛА СИС, с. Палатово Ин зенского р-на Ульяновской обл.]. «А эту ж отдала я двоюродным сёс трам всё! Всё отдала – и другую куклу сшила им. Эт уж они там бегали [играли], как хотели…» [ЛА СИС, с. Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.].

Пожалуй, наиболее репрезентативным символом «девичьей красоты» или «девичьей чести» в традиционном свадебном обряде, при оформлении которого часто использовались куклы, являлось свадебное деревце [см., например: Бернштам 1982, с. 56–58; Шаповалова 1984, с. 183–184; Денисова 1995, с. 57–95]. Этот обрядовый предмет фигурировал в самых ярких эпизодах традиционной свадьбы: прощание невесты с родным домом, близкими родственниками и подругами, выкуп невесты, одаривание и угощение родственников, их выпроваживание и, наконец, оповещение о «честности» невесты.

Значимость свадебного деревца определяет и поразительное разнообразие его форм: от разных пород деревьев и видов растений (елочка, березка, сосенка, калинка, репей и т. д.), иногда представленных в обряде только названиями или символическими изображениями, до их аналогов: обвитых цветной бумагой или лоскутками палочек («цветов», «птичек»), банного веника, метлы, шеста («бадик», «бадчик»), «шишек» и проч. [подробнее см.: Морозов 2005; СД 1999, с. 83–84]. Наиболее распространенная локализация свадебного деревца – на свадебном столе, как правило, напротив молодых, нередко на свадебном каравае или пироге. В ряде регионов аналогом свадебного деревца служили метла или банный веник, игравший важную роль в ключевом обряде «баня невесты». «Веник наряжали! Всё вешали на веник: тряпок, игрушек, всёго навешивали. Были и куклы – из тряпык сшиты, бывало, ведь не на что купить-то было. Из тряпок шили и вешали всё. Да…» [ЛА МИА, с. Ждамерово Сурского р-на Ульяновской обл.].

О том, что данная символика универсальна, свидетельствуют описания аналогичных обычаев у других народов Европы [Брак 1988, с. 17–19, поляки]. Например, в центральных районах Бадена (Германия) подруги невесты приносили в свадебный вечер «майю» (майское деревце), которое обвешивали детскими чепчиками, чулочками, рубашечками и платьицами [Брак 1989, с. 27].

Кукла в качестве важного атрибута свадебного деревца чаще всего фигурировала в таком ключевом эпизоде свадьбы, как «выкуп невесты» или «выкуп девьей красоты» у девушек-подруг. Она обычно украшала верхушку «елочки», которую приносили подруги невесты. «Вот мы наряжаем „куст“ и идём па селу с „кустом“. Вон ёлку срубим, да лентов навяжем. Куклу делали – „невесту“. Кто купит, а то сошьёшь. Раньше шили. Золы вот накладёшь в голову-ту. Подведут глазки, носик сделают. Да. Вот платьице сошьют. Тогда шить-то не из чего было! На самую коковку-ту [=на кончик] сосны-ти поставят. Да. Вот и идёшь с ней. К жениху-ту придут, её розвяжут, „невесту“ возьмут и отдадут племяннице, внучке ли – там кому. Ребятишкам отдадут…» [ЛА СИС, с. Кадышево, Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.]. Кукла нередко упоминается и в исполняющихся во время этого обряда приговорах и песнях:

На нашей елочке,

На золотой верховочке

Сидит кукла,

Она не смотрит в кут,

Она смотрит тут,

Где денежки кладут

[Шаповалова 1985, с. 154].

Кукла соотносилась с самой невестой, о чем свидетельствовал и ее наряд [Дайн 2007, с. 12–16].

В других вариантах обряда на вершине елочки-«девьей красоты» помещали глиняную птичку-свистульку [Дайн 1981, с. 36]. В некоторых случаях кукла-«девья красота» употреблялась отдельно от свадебного деревца. «„Уряженная“ бусами, лентами, серебрянными цепочками кукла движется на подносе по свадебному столу под приговор: „Раздайся, народ, девья красота идёт ко столу дубовому, ко естьвам сахарным!“» [Материалы по свадьбе 1926, с. 142, 144].

В каждом селе существовали мастерицы, к которым при необходимости обращались с просьбой изготовить куклу – см. илл. 69 [ЛА МИА, с. Ясачный Сызган Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. Наиболее искусно выполненные обрядовые куколки обычно хранились по многу лет, переходя со свадьбы на свадьбу. «Да. Моя кукла, она ходила, чай, всё эта кукла по сёлу, по сёлу. ‹…› Красива [была] кукла, интересна. Вот отцов эт дядя, он, бывало, покойный, скажет матери нашей: „Ну, кума, будет рукодельница! Из её рук ничёо не выбьется!“ ‹…› Кто её [=куклу] брать будут, берёг, [потом] принёсут назад. Я эту свою-т куклу не отдавала незнатемным, незнакомому… Ну, кои отдавали [куклу назад], а кои нет. Шила, шила, отдавала, шила. Без конца. И ругала меня мать-то покойна (раньше ведь пряли): „Ты сядешь тут ведь целый вечер – надо прясть, рушник напрядёшь! А ты сидишь тут бездельничаешь!“…» [ЛА СИС, с. Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.].

Илл. 69

В Вологодской обл. с «елочкой» обычно приносили куколку «зайчика» [см., например: По заветам старины 1997, с. 63, 64], которая изображала то невесту, то жениха – это видно и по сопровождавшим обряд приговорам, и по логике обряда. «Вот так вот сделаем из платка из носового „зайчика“. Вот. Ну, вот похожого на зайчика. И влепим иголки вязовные ножками [=вместо ножек] и поставим на тарелку. И сделаем как бы повыше. А жоних должен этого зайца засыпать пряниками. ‹…› И вот мы с девками, вот с молодухами эти преницьки розделим и едим. Это заработали…» [ЛА МИА, д. Коротыгинская Вожегодского р-на]. «„Заюшко“ подносили. Дак вот все сядут тутока за стол – приедут по невесту-то. А невесты-то еще нет. Невесту зовливают еще переоболокаться [=переодеваться]. Дак вот другая девка идёт и подносит „заюшко“-то набашоный [=украшенный], с бусами, усажон на тарелке, на шолковом полушалке. Вот и подносит. ‹…› Да вот „заюшко“ этого возьмут – раньше полавки-ти были, этого „заюшку“ на полавошник поставят. Которая „заюшко“ подносила, эта подойдёт, жониха за уши захватит, крест-на-крёст поцелует, „заюшка“ и снимает. Вот по всему „поезду“ и носят, поезжана и кладут на „заюшка“ деньги…» [ЛА МИА, д. Сендинская Вожегодского р-на]. «„Заюшка“ делали: „заюшко“ на тарелке – бус-то навесят на ёго. Ушки, лапки, всё. Сделают из ваты да вот тут и поставят. На тарелке принёсут. Дак вот поезжана все и кладут на „заюшка“ деньги…» [ЛА МИА, д. Степановская Вожегодского р-на].

Конструкция «зайчика» существенно отличалась даже в одной местности – см. илл. 70 [Живая старина 1995, № 2, 1-я страница обложки, п. Кумская Долина Ставропольского края, казаки-некрасовцы]. Это могла быть куколка из тряпок, набитая куделью или обвернутая ватой, свернутый особым способом платок или кусок заячьей шкурки, иногда деревянная фигурка. Особо отмечаются украшения из бус, бисера, пуговиц. «Девки на девишнике „зайцика“ носят. Весь бусеринами убашон [=украшен] светлыми, вместо глаз красные пуговици, хвостик белой, сам „заюшко“ зелёный. Тебе стакан пива нальют и поют: „Нам сказали, што Иванушко богатый“. Невеста нальёт стакан пива, ты кладёшь на „заюшку“ деньги. Надо, чтобы его заклали деньгами…» [ЛА МИА, д. Пантелеевская Вожегодского р-на]. Воспоминания владелиц «зайчика» обычно эмоционально окрашены. «„Зайцика“ подносили на тарелоцьке. „Зайцик“ небольшой – от такой (?15–20 см) ростиком. На ём бусы, платок шолковой, лентоцьку в волосы шолковую, зеркальце и колецько… Ёго делали из тряпоцёк. Всё сошьёшь из тряпоцёк-то да, да еще ватки тут на ёго наложишь, да бус, да всёво, ох! Тут ватки напихаём в ёго да зашьём, да цетыре ножки, да и ушки, да и глазки – тожо всё из тряпоцёк, токо чтобы подходяцие, красивенькие. И носик, и ротик, и хвостик из ваты, всё одинако, белоё, да, ой, добр був!.. Как на ём бус всяких – да ой, как золотой весь заюшка! Да до цево красивой!..» [ЛА МИА, д. Куровская Вожегодского р-на].

Илл. 70

«Заюшку» использовали многократно, передавая своим подругам и родственницам. «А как же, хранили – такой красивой! Он у меня долго хранился со свадьбы! Потом не знаю – одной отдала подруге, свадьба тоже у её. Вот хоть, примерно, у меня свадьба прошла, я его убрала. А потом пришла подруга: „Дай, я принесу! Дай да дай!“ Я и подала. Унесла да унесла. А потом говорю: „Куда девали?“ – „Да вот еще той отдала!“ Да той, да другой, все таскали, таскали, совсем и умазали. Долго жалела того „заюшка“…» [ЛА МИА, д. Куровская Вожегодского р-на].

В Костромской и Ярославской обл. такого рода куколку изготавливали из платка [ЛА МИА]. «Какую-нибудь куколку али зайчика, али собачку, али кошечку из носового платка [сделают] и валяют [её на стол] – не жениху, а поезжанам. Песню поют и валяют. А за эти куколки кто деньги, кто чего давали…» [Ветлужская сторона 1996, с. 101, д. Балаболиха Шарьинского р-на Костромской обл.].

В некоторых регионах на свадебном деревце помещали несколько кукол, которые символически обозначали всю девичью группу, в которую входила невеста. Так, в Орловской губ. утром в день свадьбы жених обходил родню, созывая ее на гулянку. «Родня собирается постепенно. Каждый приходящий из родных приносит хлеб-соль. Кто-нибудь приносит „ветку“. Это сосновая ветка о шести концах, вся убранная куколками, завеской, бусами. У средней куклы под сарафаном подвязан колокольчик, из-под завески торчит рушник. „Ветка“ служит украшением свадебного стола. Когда едут к венцу, ее берут с собою и помахивают ею в воздухе. Колокольчик звенит – душу веселит. Чем свадьба богаче, тем „веток“ больше» [Иваменко 1905, с. 111].

Близкую символику имели куколки на свадебном деревце в некоторых селах Ульяновского Присурья. Правда, здесь они обозначали всю молодежную группу (девушки и парни), в которую входила невеста. «Эт токо на свадьбу нарежают „кусты“-то! ‹…› Завтра свадьба, а сегодня пойдут девки, пойдут ребята к жениху, у жениха просют веник берёзовый. Они ёго обрядют всякой всячиной: лентами, конфетами всякими. На все ветки вот навешают. И вот этаки маленьки [=с палец] куклёночки навешают на нёго на верх, на вершину, во всей ветке. Да. Они и в штанишках, они и платьях, словно как базарны куплены. ‹…› А уж на другой день наедятся, напьются и пьяны в гармоньи заиграют, и пойдут плясать. Поднимают „кувыль“, встанут на лавку [с „кувалем“] свахи и пают „Куваль, куваль, кувалёчек“. ‹…› До тех пор с ним пляшут, ёго трепают так, что и конфетки на пол летят, и ленты-то растрепаются. А потом ёго уж кинут куда там… А конфетки [и куколки], чай, ребятишки всё ростаскают. Ну, их тут растрепали, они напопадали на пол. „Кувалем“ треплют, они ведь тут и падают. И дети собирают тут всё и дома играли…» [ЛА МИА, с. Араповка Сурского р-на Ульяновской обл.].

В старожильческих селах Поволжья на свадебное деревце («репей», «курник», «сад») нередко вешали куколки «жениха» и «невесты». «Это на свадьбе-то уж „репей“ наряжали. Это девки наряжают „репей“ невесте. Репей сломют (припасали перед сварьбой) и ёго нарядют всякими разными бумагами. Все веточки обкручивают: там красные, зелёные, чёрные, белые – всякие. Навешают на нёго, чтоб нарядный „репей“ был. И делали куколки всякие из бумаги-ти – наделают да вешают. „Парня“ сделают, он сидит с гармошкой! Ага. Вот на „репье“ он там: за нитки привяжут – уж он из бумаги ведь – и висит с гармошкой-то. Да и „девка“-то там наряжена куколка… И вот коли вота приедут за невестой-то, этот „репей“-то продают девки-те. Продают ёго, выкупать надо. Жених выкупает. Вот просют деньги: „Бери вот выкупай – девичья краса!“ И вот он выкупает. А как уж понёсут, ёго кто как попало ломают везде. Все подруги эти, кто попало тут, кто есть и ломают. Всё, „девичью красу“ всю сломают!» [ЛА МИА, д. Русская Хомутерь, Чириково и с. Ясачный Сызган Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. Отметим, что у поляков колючее растение (чертополох) использовалось при изготовлении пародийного свадебного деревца жениха [Брак 1988, с. 19].

Фигурки молодых на свадебном деревце обычно символизируют их союз: это подчеркивается тем, что куколки держатся за руки или их связывают вместе. В Егорьевском у. Рязанской губ. перед отъездом к венцу перед молодыми «на стол ставют две пустыя бутылки, вставляют в них па свецки и нарежают их куклами, напаминающими мущину и женщину, связывают вмести и свецки зажигают, атцаво в избе делыиццы-ть душно, но избежать нельзя, в этам састаит будущая сцястья маладых» [Шахматов 1920, с. 86, с. Леки].

Очень часто маленькие куколки украшали свадебный каравай даже в отсутствие свадебного деревца. В Ростовском у. Ярославской губ. торговки изготавливали специально для крестьянских свадеб «пряницы» – огромный пряник, украшенный фольгой, деревьями, цветами и куклами из теста [Ушаков 1904, с. 161]. Аналогичные фигурки из теста в Поволжье изображали взявшихся за руки молодых, а также сваху и дружку, держащих над ними венцы [Морозов 2005, с. 30]. В славившемся гончарными промыслами селе Ясачный Сызган фигурки «жениха» и «невесты» иногда изготавливались из необожженной глины и устанавливались у основания «курника» [ЛА МИА, с. Ясачный Сызган Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. Эта традиция, хотя и в существенно модифицированном виде, продолжает сохраняться и в современной свадьбе – см. илл. 71 [ЛА МИА, г. Москва, 2010 г.].

Илл. 71

Аналогичные обычаи известны и другим народам Европы. Например, у поляков свадебный каравай (koiacz, korowaj, korowal) украшали птичками и фигурками участников свадьбы – сват, сваха и др. [Брак 1988, с. 20]. Один из типов украинских куколок, изображающих невесту и дружку, приведен в книге О. С. Найдена – см. илл. 72 [Найден 2007, с. 156, с. Червоне Друге Обуховского р-на Киевской обл.].

Как вещь, заменявшая в ряде обрядовых ситуаций невесту, кукла употреблялась в сватовстве. При этом использовался образ «свадебного деревца». Так, в Череповецком р-не Вологодской обл. «если жениху отказывали и сваты возвращались ни с чем, наступали самые неприятные для жениха дни. В первую же ночь девушки своей деревни ставили перед „лазейкой“ (дверь, ведущая с крыльца в сени) высокую жердь, к которой привешивали соломенную куклу с льняными волосами, одетую в тряпье. Жениху ставили перед дверью столько жердей, сколько отказов он получил при сватовстве. Иногда жердь не ставилась, а куклу привязывали к скобе „лазейки“» [Супинский 1945, л. 40, д. Второй Большой Двор].

Поскольку, как некий аналог невесты, ее двойник, кукла часто ассоциировалась с выкупом невесты или места для нее, так мог называться персонаж ряжения, участвующий в этом эпизоде свадебного обряда.

Например, в Мордвиновской вол. перед отъездом к венцу дружка собирал деньги «к озолочению будущих молодых». «По окончании денежного сбора, дружка подводит жениха и невесту за руку к столу, за который еще заранее садится наряженная „кукла“ – кто-нибудь из родных невесты – и ковыряет лапоть или шьет без узла, не уступая места будущим молодым до тех пор, пока ей не дадут денег. Чтобы выкупить место, дружка берет ковш квасу, кладет на дно оного грош и копейку и, поднося „кукле“, говорит:

Попей-ко, попей-ко,

На дне-то найдешь копейку,

А побольше попьёшь,

Ещё грош найдешь!

Выпив квасу и взяв из ковша деньги, „кукла“ уступает свое место жениху и невесте, которые усаживаются в самый перед, положив под себя баранью шубу» [Гороховский 1898, л. 18]. Семантика названия «кукла» в данном случае очень многозначна. Оно ассоциируется как с ряжением (кукольник „ряженый в Архангельской губ.“), так и с подменой, чем-либо не настоящим (кукольный „фальшивый – о деньгах“, Владимирская губ.) [СРНГ 1980, вып. 16, с. 43]. Последнее значение использовалось и во время специального обряда демонстрации невесты утром свадебного дня в ряде кантонов Швейцарии, во время которого жениху вместо невесты предлагали соломенную куклу (Falsche Braut) [Брак 1989, с. 99].

Илл. 72

Куколка в функции обрядового аналога невесты выступала и в эпизоде «выставления заставы» на пути жениха к невесте. Соломенную куклу размером до сорока сантиметров, изображавшую «девушку в платочке» и сарафане из «полотна», ставили на стол посреди дороги. «Когда вот едёт жоних за невестой, дак сделают на „заставе“ куклу. Тут, на „заставе“, стол вынесут да тут на столе поставят. Навесят через дорогу полотенце, жоних едёт, вот и останавливают, покупают. Кто „заставу“ делает, тот покупает вино, наливает, а ёму деньги дарят. Жоних вино пьёт, ёго угощают, а ён кидаёт деньги на торелку. А куколка на „заставе“ тут и останется… Ну, это уж которы богаты жонихи сделают, а бедным ничёго не делают». Кукле делали «лицо» из бумаги. «Дак маленько тут было на бумаге нарисовано: и глаза, и рот – всё, всё!..» [ЛА МИА, д. Мостовая Каргопольского р-на Архангельской обл.]. Символическое значение этой куклы не совсем ясно. С одной стороны, она могла обозначать саму невесту или символизировать ее «честь» – ср. название «зайца закинуть» для «заставы» в с. Пятницкое Мосальского у. [Ведерникова 1997, № 4–5, с. 103] и «зайчик» как символ «девьей красоты» на Русском Севере. С другой стороны, она, как и в других случаях, могла обозначать будущее потомство молодоженов или их «незаконнорожденных детей». Например, в области Нокк (Австрия) молодым сразу же при выходе из церкви путь преграждала толстая веревка, по другую сторону сидела ряженая женщина, которая сильно раскачивала колыбель с куклой, а новобрачные должны были выкупать разрешение на проход. В р-не Буклиген Вельт (Нижняя Австрия) перед входом в виртхауз после венчания пара ряженых с куклой, символизировавшей их «внебрачного ребенка», преграждала молодоженам путь и требовала выкуп [Брак 1989, с. 56].

Кукла могла использоваться и как предмет-посредник, своеобразный медиатор между женихом и невестой, а также их родами (родней). В некоторых случаях она предназначалась для одного из молодоженов, символизируя его знаковые функции в обряде: мужскую потенцию жениха или способность к деторождению невесты. Так, в Ветлужском уезде Костромской губ. перед отъездом молодых к венцу «невеста причитает, а девушки в это время смешат жениха: делают солдатика или зайчика и ставят перед ним. Посмеются, девки уходят на волю и там пляшут под песню „Посеяли девки лен“» [Кузнецов 1899, с. 534]. В качестве параллели можно указать на свадебный обычай, практиковавшийся на севере Германии. В Брауншвейге при перевозе приданого невесты в дом жениха на повозке с приданым обязательно устанавливалась прялка, украшенная сплетенными из льна «фигурками мальчика и девочки – символом деторождения» [Брак 1989, с. 24].

Еще один эпизод свадебного обряда, в котором активно использовалась кукла, – взаимное одаривание молодоженов и их родственников («дары дорить», «на сыру стоять», «сыр-каравай», «на поклон класть» и т. д.). В более старых версиях обряда это были, как правило, куколки из тряпок или корнеплодов, в более новых – крошечные покупные куколки-«голыши». «Это сыр-каравай – вот тогда молодых проздравляють, дають когда деньги-то. ‹…› Ну и уж куклу когда преподнясуть, желають там: „Вот вам на житьё, на бытьё, и для ребятишечкыв вот вам!“ – вот им дарять и приговаривають…» [ЛА МИА, с. Борки Шацкого р-на Рязанской обл.]. В Вашкинском р-не Вологодской обл. церемония одаривания называлась «куколку подавать», «куколку приносить»: «На второй день свадебляна подносили куколку. Сделают куклу, имя дают. Потом газет навертят, а куколка вот какая [маленькая]! Это невеста и разбираёт, потом жониху подаваёт. Жоних берёт, цолуёт эту куколку (наперед-то невеста, а потом жоних)» [ЛА МИА, д. Мытник].

Иногда такой подарок воспринимался как шутка. «Вот деньги-ти когда кладут „на поклон“ за „первым горным“ – вроде как им помощь дают, вроде у них еще нет ничего, они еще не заработали. ‹…› А для смеху вот завёрнут свёрток большой вот такой вот толстый и вот молодых заставляют развёртывать. Кто первый развернёт. Да. Вот они развёртуют, развёртуют – а там вот такая вот куколка [=с палец]. Или соска, пустушка. Вот и смеются…» [ЛА МИА, с. Красная Сосна Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. «Кто хочеть подарок подарить, если денег нету, одну какую-нибуть куколку крохотную положуть, а завернуть кучку бумаги. И будуть разворачивать, разворачивать, разворачивать – всё подарок тот-то разворачивають. В конце-концов такая-то вот крохотная куколка…» [ЛА МИА, г. Болхов Орловской обл.]. «Когда молодые сидят в свадьбу за столами, им подарок приносят. ‹…› Все с подарками, дак. А кто принесет куклу. ‹…› Завернут в платки-ти всё новые, развёртываешь это, развёртываешь, а там такая куколка изукрашеная и нагая, с косоньками, дак…» [ЛА МИА, д. Кузьмины Горы Каргопольского р-на Архангельской обл.].

Наиболее распространенная символика преподносимых молодоженам куколок – это их будущие «ребятишки» («детки», «робёночек»). «Сначала „дары дарят“, а потом это и куклу дарят. Кто сделает такую хорошую: сошьёт платьё и всё, а кто-то завертит и шаль такую. ‹…› Или просто так полотенцё накинено вышитоё. И дают жениху с невестой: „Вот вам приплод!“ Вот её и посадят тут в сутний [=в красный] угол. А потом они пойдут, куклу подадут им, унесут с собой и всё…» [ЛА СИС, д. Пожарище Великоустюгского р-на Вологодской обл.]. «Там сделают вот парняка, куколку какую-нибудь сделают, там набасят [=украсят] её – настоящая кукла, как делают куклы вот игрушечные-то, из магазина. Придут вот, принесут. Вот там им подают: „Вам надо таких-то вот родить-то всё!“» [ЛА МИА, д. Артово Вашкинского р-на Вологодской обл.]. Именно символикой деторождения, видимо, мотивируется тот факт, что куклу обычно дарят невесте. «Покупают или такую сделают куклу и вот невесте-то и подарят…» [ЛА МИА, с. Красная Сосна Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. «Вот у меня одна [дочь] есть. Там, за семь километров, Боголюбовка. Ага. Вот и ей там золовушка подарила зыбочку: вот такая маленькая, а потом она привешивается, и кукла в ней. Вот…» [ЛА МИА, с. Кермись Шацкого р-на Рязанской обл.].

Как «пожелание молодым счастья и потомства» истолковывались преподносившиеся им куколки в терской станице Червленая. Три куколки, «изображающие собою казака в полной форме, казачку и маленькую куклу, как бы казачка-мальчишку», вывешивались во время свадебного стола на самом почетном месте – под образами [Малявкин 1891, с. 134]. Автор отмечает, что подобный обычай известен и грузинам. Аналогичные куколки при одаривании молодоженов, символизировавшие их будущих детей, известны многим народам Европы [Брак 1989, с. 37, немцы; 59, австрийцы].

Было распространено дарение куколок в виде «близняшек», «барина» и «барыни», «молодых». Их изготавливали из лоскутков или выпекали, нередко украшали ими свадебный пирог или каравай. Чаще всего этот подарок сопровождался пожеланиями быстрого зачатия и многочисленного потомства. «Кады на свадьбе дары дарять, ну вот кому рубаху, кому чего, пякуть „жениха“ и „невесту“, „барина“ и „барыню“. Пякуть из теста родня: кто дваяшков слепить, хто траяшков – все чтоб чудно было. И вот тут проздравляють и дають эти кукылки-то, чтоб дети были…» [ЛА МИА, с. Казачья Слобода Шацкого р-на Рязанской обл.]. «Когда в первой вечер дарят, когда на другой [день] дарят. И побрякушку для молодой, и сосочку-пустышку, и куколку. Иные еще шутливые, дак и парочку сделают: „Это для вас двойнички! Перву ночку – сын да дочка…“ Две куколки: одну шьют как парнечок, а другую девушкой. Снаредят, завёрнут в чё-нибудь и невесте подадут. А она распечатывает…» [ЛА МИА, д. Низкая Грива Павинского р-на Костромской обл.].

В Пермской обл., застилая постель для первой брачной ночи, подкладывали под матрас куклу, символизировавшую «плод быстрой любви» молодоженов и, соответственно, их необычайную плодовитость: «На первую ночь жениху и невесте крёстная постель стелит, под матрац положит куклу какую-нибудь. Утром смотрят, уж ребёнок родился» [Куединская свадьба 2001, с. 108, пос. Куеда]. В соседней местности под подушку или перину подкладывали куклу, а в клети, где ночевали молодые, вешали зыбку [Куединская свадьба 2001, с. 134, с. Верх-Сава]. У поляков в Мазовше в первую ночь молодым под перину также подсовывали куклу [Dworakowski 1935, s. 80–81]. В других случаях подложенное под матрас либо брошенное под дверью помещения, в котором ночевали молодожены, полено, чурбан или бревно символизировало домашнюю живность, например «телёнка» [РТК 2001, с. 121; Куединская свадьба 2001, с. 56, с. Урталга и его округа].

Ассоциативная связь свадебных куколок с потомством и плодовитостью молодоженов, в первую очередь невесты, могла порождать и иные интерпретации. Например, в Поволжье куколка, преподнесенная невесте во время обычая одаривания («на поклон класть»), иногда воспринималась как знак ее «нечестности». По старым обычаям «не положено, куклу-ту. Если куклу-ту сделают, значит в положении девка выходит. Это уже упрёк какой-то!..» [ЛА МИА, с. Красная Сосна Базарно-Сызганского р-на Ульяновской обл.]. У финнов во время обхода домов, при котором собирали подарки невесте (annoksilla k?ynti или kapionkeruu – „хождение за подарками“ или „сбор приданого“), среди прочих предметов могли в шутку подсунуть поильный рожок для младенца, обглоданную кость или вырезанную из картофелины фигурку ребенка. Поэтому невеста обычно тщательно осматривала все дары, прежде чем их принять, чтобы избежать насмешек подруг и родственников [Брак 1990, с. 17].

Впоследствии свадебная обрядовая куколка обычно доставалась детям. «Когда за стол [после венчанья невеста] сядет, тогда дарили [куколку] подружки. Из тряпочёк побольше делали, поаккуратней, покрасивее… Чего она делала? Поставила да и стояла куколка всё. А потом уж, буде, [гости] уйдут, дак робята тогда изломают. Это робятёшка играть и будут потом. Куда её?..» [ЛА СИС, д. Ивановский Починок Великоустюгского р-на Вологодской обл.]. В некоторых случаях куколка предназначалась строго определенным лицам, например младшей сестре жениха. «Делали маленькую ведь, побольше [ладони]. ‹…› Куклу сошьёшь и там платье сошьёшь ей, наденешь. В одну руку платочек ей, в [другую] руку конфетку пришивали. Вот подружки накануне свадьбы приходили, всё это делали. ‹…› И на „куст“ на самую вершинку привязывали куклу. Вот. А утром, значит, её родные куклу снимают, отдают, например, самой маленькой золовке в подарок – девочке дарют. А потом поедут венчаться…» [ЛА СИС, с. Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.].

Аналогична семантика свадебных куколок и при одаривании других участников обряда. Так, в Шацком р-не Рязанской обл. был известен обычай дарить стряпухе «карман» с куклой. Куколка использовалась при шуточной пляске стряпухи и в некоторых случаях отождествлялась с ней самой или с невестой. «Стряпухе куклу давали. Это ей помощница: „Вот у меня какая помощница, я бы сама ничё не сделала!“» [ЛА СИС, с. Конобеево]. Шляпку кукле делали из тряпки, с полями – «как барыня была». В с. Польное Ялтуново «карманы сошьють всем своим гостям. Кто поздравляеть – им дають. В карман положуть с пяток конфетков. Она поздравить, а ей карман. А стряпухе – куклу пришьють к карману, этой дають с куклою. Потому что она стряпаеть, кухарка. Там такую разукрасють! Разукрасють её и навьють ей кудрюшки, [как невесте]. Вот она, когда получить, всем гастям и показываеть: „Вот, смотритя, какова у меня барыня! Вот какая у меня кухарочка!“ Ну, эт с причудами» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново]. «Угощение», преподносимое гостям «лучшей помощницей» свадебной поварихи, понимается, конечно же, с иносказательно-эротическим подтекстом. Старая обрядовая символика такой детали женской одежды, как «карман», могла, по-видимому, вызывать ассоциации с женским органом. Пляска стряпухи, которая использовала при этом подаренную ей невестой куклу, была важным эпизодом свадебного пира.

Атмосфера второго дня свадьбы, насыщенная эротизмом, предполагает и соответствующую символику употребляемых при этом кукол. По мнению К. Э. Шумова и А. В. Черных, «в законченную систему выстраиваются ритуальные действия с куклой как эквивалентом новорожденного. Повсеместно в Прикамье фиксируется дарение или подбрасывание в постель новобрачным деревянной, текстильной куклы или полена, завернутого в пеленку». В Северном Прикамье утром второго дня «молодоженов, подняв с постели, затаскивали в баню, протопленную вениками, где их ждали гости. В углу бани сидел мужик, наряженный свахой (с покрытой платком или одеялом головой), и качал на руках куклу, запеленутую в тряпки (или полено). При этом он исполнял колыбельную „по-матерному“… После появления молодых он говорил: „Молодые всю ночь целовались-миловались, им жарко было, а ребеночек у них замерз! Надо ребеночка попарить и имячко ему дать“. Затем мужик накидывал на себя, словно ризу, одеяло, бросал куклу в банный тазик, ходил вокруг него, размахивая „кадилом“ (лапоть или рукомойник с тлеющим куриным пометом или лошадиным навозом). Одновременно „поп“ пел пародийную молитву с припевом „Алихуя, алихуя!“. Таким образом куклу „крестили“ и давали ей имя: „Ебишка“, „Скороёбишка“, „Ивашка“. Напоследок всех присутствующих обрызгивали водой с пеленок» [Шумов 1996, с. 175–191, д. Усть-Уролка Чердынского р-на Пермской обл.].

Кукла являлась обычным атрибутом свадебных ряженых. В различных инсценировках второго дня часто фигурировали кукла или чучело. В Базарно-Сызганском р-не Ульяновской обл. изготавливали чучело женщины из полена и ходили с ним по домам, выпрашивая угощение [ЛА МИА, с. Чаадаевка].

Свадебный каравай часто украшался своеобразными зооморфными куколками – фигурками животных и птиц, представлявшими собой разновидность фигурного печенья. Часто встречаются упоминания о фигурках «уточек» или «курочек», украшающих различные типы свадебного печенья. Так, в Рязанском у. Рязанской губ. на второй день свадьбы в доме невесты молодым подавали «курник» – лепешку, «на которой в середине и вокруг сидят „куры“-птички» [Из обрядовых 1910, с. 230, д. Старурлова]. В г. Кириллове Вологодской обл. в каравай втыкали палочки с «уточками» из теста, украшенные ленточками, которые в конце свадьбы раздавали гостям. Их клали на ночь под подушку, так как считалось, что «на свадёбну утоцьку приснится судьба» [ЛА МИА, д. Дивково Белозерского р-на Вологодской обл.]. В Радищевском р-не Ульяновской обл. в центре курника «сажали» фигурку «жаворонка» [ЛА МИА, с. Верхняя Маза]. В некоторых традициях было принято выпекать свадебное печенье в форме животных. Например, в селах Саратовской губернии в центре каравая нередко красовался «поросенок» из теста, а у поляков для этого выпекали «бычков» и «гусей» (byczki, huski, g?ski) [Брак 1988, с. 20].

В Шацком р-не Рязанской обл. наряду с птичками («пичужками») каравай нередко украшали человеческими фигурками – куколками, изображавшими местных персонажей ряжения на святки и на второй день свадьбы: «жених» и «невеста», «барин» и «барыня», «пастух», «русалка». «На первый день, когда отгуляют, когда „сыр-каравай“, то „пичужки“ втыкают в круглый пирог и вместе с ними две куколки – мужскую и женскую фигурки. ‹…› Куколок после отдадут кому-нибудь из детей» [ЛА СИС, с. Черная Слобода].

В Кировской обл. «„разгонный пирог“ с воткнутыми в его верхнюю корочку елочками и разными фигурками» подавали перед отъездом молодых к венцу. Причем «этот пирог должен весь съесть дружка», после чего свадебный поезд сразу же отправлялся в церковь [Энциклопедия земли 1998, с. 325]. В Юрьевском у. Владимирской губ. в свадебный каравай («куличку» или «рощу») в виде плоской сдобной лепешки, украшенной различными фигурами из теста, втыкали деревянные палочки различной длины, обвитые разноцветной бумагой. Лепешка изображала «землю», а палочки – деревья и кусты. Под кустами помещали склеенный из бумаги домик, а в него сделанных из бумаги и тряпочек кукол, изображавших «лесничего» с семейством. Кукла «лесничего» держала в руках дощечку с распоряжением о продаже «леса». После свадебного застолья начиналась церемония продажи «леса» и «земли», сопровождавшаяся песнями и шутками. Каждое проданное «дерево» вытаскивали из «земли» под звуки «дубинушки»: «Вот у нас свекор-то богатый, гребет денежки лопатой! Эй, дубинушка, ухнем!» После распродажи «леса» жених должен был выкупить «землю», после чего невеста разламывала лепешку на куски и раздавала всем присутствующим [Харузина 1914, с. 179–181].

Интересен мотив ритуальной борьбы за фигурки на свадебном каравае или пироге между гостями со стороны жениха и со стороны невесты и последующее одаривание ими детей, в дальнейшем использовавших их во время кукольных игр в свадьбу. «Ну, каравай – эт пекли! Пичушкых втыкали. Ну, вот тогда ведь в магазинах бумага разная продавалась – вот её пакупали, резали (вот как сейчас снежинок вырезаешь) и эти лучинки обвёртывали. Потом вот пекли такой пирог в форме [=„каравай“]. И вот этот пирог весь утыкивали этими вот лучиночками. А тут ещё шили куклы – вроде „жениха“ и „невесту“. Из тряпков сошьёть и карандашом глаза ей нарисуеть, нос, рот. И штаны ему – жениха-то сделають в штанах! Эт в центре [„каравая“ ставили]… [И вот] их схватывали эти вот самые пичужки с каравая родня и жениха, и невесты: „жениха“ старались схватить невестина родня, а „барыню“-ту – женихова родня. Это почти что как расхадиться. И себе куда-нибудь там в волосы воткнуть и пляшуть… Ну, вот это схватить, у кого [дети есть], придёть домой, девчонкам играть отдасть…» [ЛА МИА, с. Черная Слобода Шацкого р-на Рязанской обл.].

«Пичужки» и куколки в рязанских версиях обряда функционально соответствуют свадебному деревцу, которое нередко устанавливалось в центре каравая и вокруг которого также разыгрывались различные состязания с участием родственников молодых. Так, в Поволжье крёстные жениха и невесты состязались, кто перетащит на свою сторону свадебное деревце-«березку», воткнутое в каравай-«курник» [ЛА МИА, с. Верхняя Маза Радищевского р-на Ульяновской обл.]. У терского казачества в аналогичной функции выступали веточки калины [ЛА МИА, ст. Незлобная Новопавловского р-на Ставропольского края].

В селах Шацкого р-на Рязанской обл. куклы из теста, тряпок, глины или даже из дерева величиной до полуметра могли выставляться на свадебный стол независимо от каравая. Они по многим признакам напоминали куклу, которую в других селах преподносили молодым во время «сыр-каравая» (обряда одаривания молодых). Причем если тряпичной кукле шили специальный наряд, то у глиняных, деревянных куколок и фигурок из теста обычно выделялось лишь две детали: шляпа и кнут или метла в руках. «Это уж кто этим занимается. Бываеть, примерно, такая весёлая-развеселая [женщина]. Вот она и состряпаеть человечка. Некоторые из глины делають, а некоторые из теста. И вот он стоить, метла у няго, значить: „Выметайся все!“» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново].

В том же селе полуметровую куклу-«русалку», изображавшую мужскую фигурку с кнутом (по-видимому, заменившим фаллос), выпекали в четверг перед свадьбой, т. е. в тот же день, когда выпекался свадебный каравай. «Такую „русалку“ пекли из пресного теста, с полметра. Явью смажуть, щёб он был красивый, желтый. Глазки – воткнуть крыжовничек, голова, и шляпу сделають на голову – всё из теста. И кнут – яво с кнутом и пякуть. Стоячим яво [делали], эт вещь стоить. Стоить кукла, и вот с кнутом. ‹…› Эт пякуть в четверг на свадьбенной неделе. В четверг испякуть, закроють яво, в утирочку чистую завярнуть и на печку с краюшку посадють, и он и сидить, покаместь свадьба пройдеть… [И пока эту куклу] не подадуть, всю ночь сидять. Кто там стряпаеть, тот и несёть. И вот ставють яво на стол. А когда выходють из стола, все ломають от няво…» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново]. Мотив разламывания и поедания гостями «русалки» сопровождалась ритуальной борьбой «за лучший кусок».

В том де селе полуметровую куклу показывали из-за перегородки, отгораживающей кухню от комнаты, где происходило застолье, когда хотели намекнуть, что гостям пора расходиться. «Ну, из тряпках куклу вот такую сделають (большая, порядочная кукла) – и с запоном, и всё. Эт в первый день – наденуть вон её, и вон оттоль покажуть. А она с жичиной [=с прутиком] стоить – вроде разгоняеть. Покажуть, а они, гости-то: „Наверно надоть нам расходится!“ ‹…› Вот так – это чтобы они скорей ушли…» [ЛА МИА, с. Польное Ялтуново].

Употребление куколок разного типа в обрядах выпроваживания гостей, завершающих традиционную свадьбу, характерно и для других народов. Так, в Краковском воеводстве в конце свадебного застолья по столу двигали искусно изготовленного «козлика» («kozio?ek») и пели песню, в которой просили пожалеть «козлика» и дать ему денег, а за это музыка будет играть до утра [Kolberg 1963, t. 6, s. 45].

* * *

С точки зрения предметного кода свадебного обряда кукла является универсальной вещью-«персонификатором», наглядно демонстрирующей взаимодействия главных действующих лиц свадьбы и связанные с ними обрядовые смыслы. С помощью этого предмета «выводятся наружу» культурные смыслы, определяющие внутреннее и внешнее перевоплощение основных персонажей свадьбы. Но в первую очередь это касается невесты как ключевого женского персонажа данного обряда, которому при помощи куклы транслируется важная информация по материнской (женской) линии: сохранение и поддержание плодородия, знаний и умений, связанных с «женской магией».

В этом смысле показательны зафиксированные в сказочном фольклоре куклы-помощницы, передававшиеся девушке-невесте матерью и помогавшие ей преодолеть опасности лиминарного периода. В поздних версиях обряда сохраняется обычай передачи свадебных куколок девочкам-родственницам невесты, что, по-видимому, также должно было магически способствовать успешному замужеству и обеспечить высокую степень фертильности всех женщин «рода» (отсюда азартное соревнование за обладание свадебными куколками между представителями молодоженов). Высокая ценность этого предмета продолжала осознаваться носительницами традиции вплоть до последнего времени, а пародийно-комические его употребления в рамках свадебного ряжения, символизировавшего присутствие на свадьбе «всего рода», в том числе духов-покровителей и «предков», лишь подчеркивали его высокую значимость и важный статус.

Обращают на себя внимание случаи дублирования или взаимозамены антропо– и зооморфных кукол, а также ветвей деревьев и иных фитоморфных символов. Подобный изоморфизм уже отмечался нами в отношении обрядовых символических презентаций различных божеств и героев (см. глава «Герой и бог»). В стадиально поздних версиях свадьбы антропоморфный код не только символически отражает взаимоотношения между участниками обряда, но и вбирает в себя более древние значения плодородия и жизненной силы, ранее передававшиеся при помощи фито– и зооморфной символики.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Кукольные игры в свадьбу и похороны. Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

Кукольные игры в свадьбу и похороны

Представление о том, что куклы могли оказывать влияние на всю последующую судьбу своих обладательниц, получившее отражение в образе куклы – волшебной помощницы в народных сказках, находит яркое воплощение в детских играх «в свадьбу» [см.: Морозов 1996а, с. 139–146; Морозов 1995, с. 21–26]. «Играют в „свадьбы“, имитируя отдельные моменты обрядности: венец – банный ковш и проч.» [Виноградов 1999, с. 21]. «Вот нарядют же куклу-то: „Эт невеста, а там вот, – говорит, – тот жених…“» [ЛА МИА, с. Ждамерово Сурского р-на Ульяновской обл.].

Такого рода игры известны многим народам мира [Фрезер 1986, с. 128–129; Гаджиева 1985, с. 286; Булатова 1988, с. 112; Календарные обычаи 1989, с. 179–182; Ботякова 1995, с. 167; Карпов 2001, с. 30; и др.]. И в разных социокультурных средах: «Катя охотница играть в куклы. У нее есть кукла-барышня и есть кукла-девка. У нее есть кукла-жених и есть кукла-невеста, и жених все кормит невесту гостинцами» [НКРЯ: Панаев 1844].

Илл. 110

Иногда для игры изготавливали куколки, изображающие основные свадебные чины – см. илл. 110, куклы для игры «в свадьбу» [ЛА КСВ, фото СВ. Комаровой; см. также цв. вкл. 4, 5]. «Кукал из тряпычкыв делали, играть „в свадьбу“. [Для „невесты“] какую нову тряпачку палуччи – юбку ей, кофту ей, платок абвяжишь. Юбку-ту сбарим, а „мужику“-та [=„жениху“] ни сбарим, ему так, гладка. Ну, биз штанов. Биз штанов. Завирнём гладинька: рубашка ды всё… „Хрёсная“ быват там, „хрёсный“ сам, „хрёсна“ – ну там эти куклы делали. Эта тока када „винчают“. А как же. Песен при этом не пели. „Да куклы-та ани и пают! Так тока хадили, гуляли и всё…“ [ЛА СИС, с. Палатово Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Илл. 111

Обычно детьми с большей или меньшей степенью точности разыгрывались различные этапы свадебного обряда – см. илл. 111, катание молодых на масленицу [ЛА МИА, каргопольский музей-студия „Игровой дом“]. „И „невестами“ их нарежали, кукал. Панарядим – у меня „невеста“, а у другой „жених“. Куклу нарядим, фату приделаем. „Жениха“ там паискрасим углём – угаль древесный. Вот мы паизрисуим их и в гости идём, приглашаим – как абычна [делали на свадьбе], так и мы играим. Мы же видим, то и всё перенимаем точно так… Да, хадили эта мы в „дом“, этык и в варота ни пускали. Палачик панаставим – и „варота“: „Ни захади! Атайди!“…“ [ЛА МИА, ст. Галюгаевская Курского р-на Ставропольского края]. „Чай, бывала, кукалки были. Мы и шили йих, и всё сами. Всё вон. У миня была вот этакий яшшик [большой]. Да. И там была и „нивеста“ [примерно 15–20 см], там был и „жиних“. Да. Там и пастель была – всё была. Вот и играли. Нарядишь йих. Так-та ане, в такой день-т ни нарядны, а нарядишь йих. Вот как нивесту делаишь и вон из марли как „увал“, платей сашьёшь ей харошай. Вот и играли этак. ‹…› И „свадьбу“ сделашь, и накрошишь хлеба (там были у нас ищё и чашички и ложички маленьки какея), вот и хлеба накрошут там, ишо чё-нибудь. Вот и, вроде, угашшашь, как паложина на свадьбу“ [ЛА МИА, с. Араповка Сурского р-на Ульяновской обл.].

В Каргопольском районе Архангельской области, по свидетельству Е. И. Мельник, „свадьбы делали. У мамы лоскут – приданого возьмешь. Нарядим ее – как же, невеста! Жениха, парня сделаем… „Давай, – как двое играют, дак, – твою девку возьмем за моего парня!“ Сватались. У одной на окошке куклы, у другой – на другом“; „Я какую-то баночку нашла, наложила лепаков, вот таких лоскутков. Кукле говорю: „Собирай да клади в свой сундучок!“ Вот как раньше приданое было у девки, так и я кукле. Тут сошьешь себе такой матрасик и подушечку. Все-все, одеяльце – это приданое повезем к жениху“ [Мельник 1991, с. 48, № 23, д. Кононово и Лукино].

В Козельском р-не Калужской обл. дети также играли в кукольную свадьбу. „Ой! Женили! Конешно! Кукол из тряпок делали и из глины делали. Ну, конешно, этих больших делали, „ребят“-то, а „девочек“ поменьше. Ага. ‹…› Ну, поставим их – соберёмся, можить, девочки четыре, можить, пять – и вот поставим „мальчика“ и „девочку“ и свадьбу играем: воды нальём, выпиваем!.. Свататься мы не ходили, а вот так делали…“ Вся свадьба состояла из застолья, спать кукол не укладывали. „Нет, нет. Разойдёмсе – и пошли!..“ [ЛА МИА, д. Касьяново].

В Радищевском р-не Ульяновской обл. дети играли „в свадьбу“ с глиняными куколками. „Играли, чай, мы сами играли. Вот глину принесёшь, настряпаешь. Ну, так же вот „жених“, „невеста“ там. А то вот из этово, из глины наляпаешь вот всяких ребятишек: и парнишку, и девчонку. С ножками. Руки, ноги – всё это. И тут вот [=на голове] цвяты наделаешь. И шляпы делали. Их не одевали, потаму что эти шляпки им делали – всё из глины. Да. Всё из глины было… Поиграем, да и бросим, да и дамой. А на второй день придём, опять играем у двора…“ [ЛА МИА, д. Воскресеновка].

Часто в этих ролевых играх куклы применяются факультативно – более обычно исполнение всех ролей реальными участниками [подборки описаний см.: Морозов 1996а, с. 139–146; Морозов 1995, с. 21–26; см. также: Карпов 2001, с. 30]. Приведем здесь несколько характерных описаний, которые позволяют лучше понять, по какому принципу осуществляется замена реальных участников игры антропоморфными предметами. „Играли вот – ‹…› делаем свальбу, кого-нибудь жоним. Вот сходим эдак-то, принесём липы-то, ягод, гороху нарвём – это опеть чёо-нить сварим. „Пирожков“, из земли напеком. Стручёк гороху выжулубим, так редком накладём – это „гороховик“ у нас. Вот. Пиво сделаем, вино. Вино, дак это так вода, чай какой. А пиво – слатенькя водиця. Вот. „Жених“ с „невестой“ садится – вот кто уж побольше, кто с какой знаком. Мальчики и девочки так лет десять там ли девять. Мы таких пару подбираем, чтобы дружили. До поры-то „жонят“ дак. Ну, в школе ещё учились по летам это. „Свататься“ ходили до поры [=сначала]. Да. Жених придёт тамо-ка, ну, возьмёт парня, двух, девчонок двух. Да, там кто ей посватается, кто пошел, припасает на обед. Всем робота… Веньчать-то не веньчали. Так. Придут к нам, мы уж их встретим, так столик изладим, две скамеечки, садимся – всё уж на столах готово. Так вот и сядёт „жених“ к „невесте“ (некак это, не снарежали иё), и всё. Мы подаём. И пиир! „Пирожки“-те можно исть, а „шанежки“-ти из песка-то, нельзя! Ну, морковки нарвём, опеть это, нарежем поясками – раньше голанка была. Всёво нарежем: огурцёв. А интересно! И „Го-орькё!“ было! Бы-ыло „Гоорькё!“ Да: „Горькё!“ – а так, не чёловались. Парень скажет: „Ды я и без чёловков люблю иё, люблю!“… [Спать „молодых“] не ложили, нет. Спать по домам. Да, толькё поиграм. Ну, это когда, дак это травы нарвём да устелём. Да. То посидят, то полёжат, пошопчут чё-небудь. Да… Попируём, все розойдёмся, играем в другую игру какую-нить…“ [ЛА МИА, д. Низкая Грива Павинского р-на Костромской обл.].

Дети принимали участие и в подростковых играх „в свадьбу“ – такие развлечения нередко практиковались у казачества. В этом случае их функции очень близки к функциям кукол в соответствующих кукольных вариантах игры „в свадьбу“. „„Свадьбу“ устраивали… У нас тут одни как устраивали – уже лет, наверно, по 15, по 14 им было. Вроде начали играть у шутки. Ага, у шутки – и пироги пекли сами, и всё – прямо вот как настоящую свадьбу делали. Матери ж нету целый день дома, они целый день хозяйва, целая улица…… И там, видать, и паменьше были, и пабольше – всякие. И „невесту“ убрали, и ишаков подпрягали, и через всю станицу… Делали фату с марли: этак вот напыжуть вот здесь гребешок, здеся, а здесь ещё третий [=сделают надо лбом сборку из ткани в три ряда], да вот эти с иконов цветы павытащуть. Да вотут вота понаденуть ей… Ну и – а ишаки ж раньше вольно ходили, ну и тележка в каво-то была – и они взяли, впоймали ишака, запрегли в тележку, посадили этих „молодых“: „жених“ едить за „невестой“. Падъехали, выкуп начали делать на воротах. А потом заехал, „невесту“ эту взял. Не знаю – вывозил он её, не вывозил. Это я не помню. Ну что у цветах она сидела, что эта приезжал „жених“ [видела]… Наверно, и катали всё же по станице, что люди все узнали. Так её долго-долго „невестой“ звали. Все смеялись долго-долго… И она всё говорила на себе: „Я красивая! Я красивая!“ И вот так ей имя дали: „Невеста“ или „Красивая“… Воды нальють дети, ну, даже в стаканы: „Давай, выпьем там!“ И песни пають. Обязательно, ты што! С самово пупенка зачинали петь! Свадбеные вообще были приняты петь песни…“ [ЛА МИА, ст. Барсуки Невинномысского р-на Краснодарского края]. Добавим, что у казаков женщины хранили свои подвенечные уборы – венки и цветы – в святом углу на „благословенных“ иконах (т. е. тех, которыми их благословляли родители перед венчанием), а свадебные восковые цветы раньше вешали на окнах и занавесочках.

Н. Н. Харузин, описывая народы Крайнего Севера, пишет, что дети играют в те же игры, что и взрослые. Кроме того, у них существуют две подражательные игры. „Одна из них заключается в подражании венчанию: мальчик берет девочку и ходит с ней вместе вокруг стола или вокруг какого-нибудь столба (если игра происходит на воздухе), а остальные стоят по сторонам, причем умеющие петь поют слова: „Положил еси, наложил еси“. Затем кладут на голову крестообразно две палочки вместо венцов, палочки после того как дети обойдут три раза, снимают и невесту закрывают платком. Мальчик уводит девочку куда-нибудь в сторону и целует ее. Затем их подводят к столу и сажают на почетное место, новобрачная сидит все еще покрытая платком, наклонив голову, молодой ее обнимает, посидев немного за столом, либо приступают к венчанию другой пары, либо, естественно, новобрачные ложатся вместе спать. Игра эта играется детьми 5–6 лет преимущественно перед чьей-нибудь свадьбой и всегда тайком от родителей, так как последние запрещают детям эту игру“ [Харузин 1890, с. 339].

Н. Миллер, описывая быт детей на Маркизских островах [Miller, 1928, р. 143], указывает, что как только ребенок становится способным обходиться без чужой помощи, он покидает своих родителей и на избранном по собственному вкусу месте строит себе хижину из веток и листьев. Далее Н. Миллер приводит описание нескольких игр, которые можно причислить к ролевым. Так, иногда шестилетние дети строят домики из палок и играют, как будто занимаясь домашним хозяйством. Очень редко они собираются для полюбовной игры, выбирая пары, строят дома, выплачивая в шутку выкуп за невесту и даже, подражая родителям, ложатся вместе, щека с щекой.

В вариантах, когда игровая „свадьба“ является лишь составной частью игры „в семью“, куклы нередко фигурируют как „дети“ образовавшейся в результате игры „семейной пары“. Так, в Верховажском р-не Вологодской обл. в 1920-е годы семилетние дети играли „„в мужа и жену“. Наделаём кукол: свертим тряпку, платочком подвяжом. „Давай ты будёшь мужом, а я женой!“ Домик (чуланчик) из дощечек дедушко сделаёт. „Пойдёмте к нам!“ – [звали ровесников] в „избу“, взрослых [=старших детей] не было. Из глины пирожки ляпали, шанёжки – песку наботаём, так это налива у нас. Лук рвали да роздирали стебель, потом завивали в середину – „пренички“. Дудку ели, щебель (кислицю) йили. Лук хлёбали, слащину-ту – с криночки-то с молоком устой [=сливки] снимали и с луком и ели… [Потом] кукол укладывали спать в трунину каку, люлькали“ [ЛА МИА, д. Новая].

Иногда кукольные игры „в свадьбу“ по описанию практически не отличаются от игр „в гости“. „„В свадьбу“ играли, пели кто чаво, играли. Ну, просто или подруги, ну, или свою – „жених“, а эта „невеста“, и вот две куклы, и всё. Просто поиграешь, и всё… А как? Вот у неё там маленька эт куколка, моя куколка, и вот так вота: они ко мне, я к ним ходили. Да. Как, вроди, подружки. Чаво раньше было? Ага. И ходили, и гуляли, и бегали. Батюшки!..“ [ЛА СИС, с. Юлово Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Встречается мнение, что подобного рода игры – приобретение новейшего времени, следствие „порчи нравов“ и „развращения молодежи“. „Вот ихнее поколение, вот здесь, во дворе [имеются в виду приходящие к информантке заниматься художественной лепкой девочки младших классов] уже более развязное, знаете. Вот их уже интересует половой вопрос, понимаете? Вот. Как-то, если они укладывают куклу спать, то чтоб мальчик с девочкай обязательно лежали. Я говорю: „Любочка, нельзя так! Ну, это же мальчик, а это девочка, что ты“? – „А-а, Софья Константиновна, пусть спят, пусть спят вместе!“ Понимаете?..“ [ЛА МИА, с. Пушкино Добрынинского р-на Воронежской обл.]. Между тем изучение источников показывает, что ролевые и кукольные игры „в свадьбу“ вполне традиционны. В собрании РЭМ находится коллекция кукол для игр „в свадьбу“ и „в сено“ из Архангельской губ. И. И. Баранова и Л. Ф. Голякова, описавшие эту коллекцию, которая поступила в музей в начале 30-х годов прошлого века из фольклорного кабинета Ленинградского отделения Государственной академии искусствоведения, отмечают, что „тряпичные куклы изготовлялись обычно самими детьми при помощи взрослых и нередко передавались от старших к младшим. В коллекции преобладают куклы-женщины и сравнительно мало кукол-мужчин. Куклы-дети – это, в основном, запеленатые „ляльки“, отдельно или на руках у кукол-матерей. Изготовлены эти игрушки в основном из тканей (лоскутов, тряпок), но для их основы использовались и другие материалы: дерево (бруски, ветки, стружка), солома, глина, бумага, перо, папье-маше, пакля, песок“ [Баранова 1991, с. 14].

Как пишет И. М. Левина, игры с куклами „в свадьбу“, „в метище“, „в бесёду“ и „в похороны“ „являются играми типовыми, бытующими в Покшеньге. В них перед нами проходит быт взрослых в своеобразной передаче его детьми. Рассматривая данные игры, мы видим, что дети останавливают своё особенное внимание на моментах, наиболее насыщенных движением и изобразительностью. Так, в ‹…› „свадьбе“ много внимания уделяется передвижениям кукол, поклонам, здорованью за руку, „захватыванию накрест“ во время причитания, шумным катаниям поезда жениха по избе и т. д., – одним словом, всей динамике игры.

[Свадебные] посидки, вероятно, являются одним из наиболее интересных моментов игры: им было уделено больше всего внимания. Они насыщены движением. Здесь много действия, мало лиц, участвующих активно. На мой вопрос, предложенный Але [одной из девочек, от которых И. М. Левина записала игры с куклами – прим. И. М.], на заваленке: „Как происходила свадьба ее куклы Натальи Николаевны?“ – девочка ответила: „Были посидки“ – и начала изображать свадьбу именно с этого момента. С очень большим оживлением происходит и венчание, как центральный момент свадебного обряда, также вполне насыщенный изобразительностью: тысяцкий меняет колечки, брачующимся надевают венцы, они ходят вокруг аналоя, прикладываются к бревнам стены, заменяющим иконы. Кукле-„молодке“ надевают повойник, заплетая косы по-бабьи. Венчанье дается только несколькими штрихами, в его наиболее ярких и динамичных моментах. В „девишнике“ и „приезде жениха“ берутся опять-таки моменты наиболее изобразительные: „приношение приноса“ и „благословление хлебом“. Во время пира у жениха, „княжого стола“, берется только один момент: обряд с кашей, где хозяйка кланяется, угощает каждого в отдельности, где все целуются, смеются, где все полно веселия и шума“ [Левина 1928, с. 225].

В играх подобного рода нередко использовались те же самые куклы, которые выполняли важные функции в традиционном свадебном обряде. Так, в рязанской свадьбе обычным атрибутом свадебного застолья были специальные куколки „жениха“ и „невесты“ („барина“ и „барыни“), которыми, в частности, могли украшать свадебный каравай или пирог-„курник“: „Накануне свадьбы – девишник, и у жениха тоже. Привозят курник к жениху круглый, с двумя куклами наверху…“ [Лебедева 1994, с. 31, с. Засечье Спасского р-на Рязанской обл.].

В играх современных девочек от развернутой, многосоставной церемонии традиционной свадьбы обычно сохраняются лишь отдельные ключевые элементы: сватовство, свадебный пир и первая ночь. „Котик (мягкая игрушка) „любил“ куклу и собирался на ней „жениться“, а ее „мама-чукча“ (тоже кукла) была против. Котик „переспал“ с ней и она согласилась на „свадьбу дочери“ (то есть имитацию полового акта с игрушками)“ [Борисов 2002, с. 142]. В ролевых играх „в свадьбу“ и „в семью“ куклы используются для изображения беременности и родов. „Играя „в семью“, мы часто имитировали роды. Я ложила под платье куклу и ходила так какой-то промежуток времени, затем я начинала кричать якобы от боли. После чего я ложилась на кровать, продолжая кричать, и при этом раздвигала ноги, чтобы „ребенок“ мог „родиться“. А подруга в это время вытаскивала „ребенка““ [Там же, с. 138]. Подобные игры помогают детям эмоционально пережить важные для их личностного становления эпизоды будущей „взрослой жизни“: вступление в брак, беременность, роды, уход за ребенком.

Можно предположить, что игра „в свадьбу“ с куклами имеет магический смысл, вполне осознающийся самими участниками. При этой игре дети не только испытывают себя в роли „молодоженов“, но и фактически используют игру в качестве имитативной магии, стремясь повлиять на последующий ход событий.

Для понимания обрядовых истоков детских игр с куклами не менее важны игры с имитацией похорон. Некоторые их типы имеют прямые аналогии в ритуально-обрядовой практике. К ним, например, относятся игры с захоронением мелких животных. „Это дети, это внуки мои делали. Да. Эту птичку хоронють. Эта вот особо [=указывает на внучку] да Алексеев Серёжка черядили вот [чередить – „проказить, прокудить“ – Даль 1882а, с. 591, курск.]. Вот теперечко тут вот когда собярутся и вот это черядили: на гору пойдут, похоронют там яе и поставют могилочку. Сделают крестик и там всё сделают – похоронили эту птичку. Да. Так вот: „Ты такая птичка! Тебе нужно крестик поставить…“ Могилочку сделают. Это же детство. Детство… [А потом] бросют: сёгодня делают, завтра забыли. Это же дети! Да…“ [ЛА МИА, д. Тигинёво Трубчевского р-на Брянской обл.]. В некоторых случаях животное специально умерщвляли перед игрой. „И „похороны“ делали. Вот там задушим ящерку или чё-то там. Ну, то ящерку, то лягушку. И это-то „похороны“ у нас, хороним. Несём на палочках: носилки сделаем – несём же хоронить!.. Поприделаем и несём, бывало. Это „кладбище“ отдельно сделаем, там хороним, туда всё время. Сколько у нас там играем, и всё мы туда носим хоронить. Крестики ставим – из палочки наделаем крестики. И ящерку там похороним, лягушку… А кто там и приговаривали точно так, [как взрослые]. Это раньше же приговаривали и плакали…“ [ЛА МИА, ст. Галюгаевская Курского р-на Ставропольского края].

У кубанских казаков дети хоронили тряпичных кукол: оплакивали их как настоящих покойников и зарывали в песок. „Вроде где-то кладбище – у песок. Возле каждого двора песок был. Крестики делали из камыша: камыш вот так расколешь, вот так [=поперек] положишь – и в бугорочек… Детей хоронили, детей, не родителей! „И ты, моя доченька, и ты, моя хорошенька!.. – причитывали так. – И зёрнышко, и солнышко…“ – так старики причитывають, и мы же тоже слушаем…“ Затем устраивали поминки, ели „пышечки“ из песка („написаем, возьмём замесим – и пышечки“). В конце игры куклы вырывали („Когда кончится игра, пойдём повытащим…“) [ЛА МИА, ст. Барсуки Невинномысского р-на Краснодарского края].

Иногда игра являетс я прямой имитацией настоящих похорон. „Кукла „умрёт“, хоронить пойдём. Ну, вот там на селе кто умрёт, вот это: „Давайте и мы хоронить!“ Ага. Чаво взрослые, то и мы командуем это дело… Было у нас корыто какое-то, мы в это корыто положим, покроем, всё, плакать начнём. Плачем по-настоящему, как же! Ну, да: „Миленька ты моя, что ты рано как умярла? Молоденька ты, маненька-то какая! Как нам тебя жалко!..““ [ЛА СИС, с. Елховка Сурского р-на Ульяновской обл.]. В некоторых случаях изображались похороны родственников. „Ну, как? Играли вот – в пясок зароют, мати или бабушка там умерла.

Зароешь куклу или какую-нибудь банку – всё это, плачут, как взрослые! Плачут…“ [ЛА СИС, с. Кирзять Сурского р-на Ульяновской обл.].

Как и в других ролевых играх, покойника могли изображать как кукла, так и один из участников. „Играли – эта [=кукла], чай, „умрёт“, бывало, и плачешь около её всё, и схоронишь. На улице если, бывало уйдём в сад (сады были тоже вперёд-то, до войны-то; ещё небольшие-та мы были, у нас сады были), вырыем там могилу, лопухов постелим, положим, зароем. Как взрослые причитаем, как же, да. Это я помню. Это было, было всё… Ну, уж не слязами плакали, а вроде плакать [=изображали плач]… И самих себя хоронили: „Давай, ты умрёшь… – на подругу, да. – Давай, ты умрёшь!“ Положут вот меня ли там, кого ли, покроют, плачут. Да. Поминки делаем! Да. Это игра была… Ну, девочку не зарывали – только как покойник. Как обычно лежат, вот покойник лежит на лавке. И мы эдак в саду. В землю-то не клали: „Давай ложись!“ Вот у нас была соседка: „Тося, давай, ты умрёшь или я?“ – „Ну, давай я, Валь!“ – „Давай ты, ложись“. Положу её, покрою, как обычно руки складываю. Встаю около её, сижу, плачу. Да. Чаво-нибудь бормочу, конечно. Потом: „Давай поминки. Тося, вставай, поминки будем делать“. Тюрю, хлеба накрошим, воды нальём, огурец нарежем. Вот это у нас мурцовка. Давай поминать. Эта было, играли, играли. „В свадьбу“ – нет. А хоронить хоронили. Я, чай, как сейчас помню…“ [ЛА СИС, с. Шеевщина Сурского р-на Ульяновской обл.].

Игровая имитация похорон обычно резко осуждалась взрослыми, так как считалась дурным предзнаменованием (к покойнику в семье, к мору или войне). „Ну, эт хоранить-то мы, конечно, хоронили кукол. Всё из куклов-то, всё делали. И хоронили, и всё делали. И свадьбу, и хоронить – всё, с крестиками. Хоранить пойдёшь. Там воткнёшь крестик какой-нибудь. „Ну, не надо, эт не надо! Эт благо [=плохо] эдак-то, а то упокойник будет!“ – эт говорили…“ [ЛА СИС, с. Палатово Инзенского р-на Ульяновской обл.]. В некоторых случаях во избежание неблагоприятных последствий детям запрещали даже копать ямки перед домом [ЛА СИС, д. Огибалово Вожегодского р-на Вологодской обл.].

* * *

В детских и подростковых играх в свадьбу и похороны мы снова сталкиваемся с реализацией ритуально-обрядовой символики куклы, которая представлена в рассмотренных нами выше версиях календарных и семейных обрядов разных народов. Игровые версии обрядов позволяют ярче высветить персонально-личностное начало манипуляций с куклами поскольку играя с ними в свадьбу или похороны дети выводят наружу, „проговаривают“ многие скрытые культурные смыслы. В частности, идентифицируя себя с участниками свадебного обряда или похорон, дети моделируют возможные сценарии своих собственных жизненных (социовозрастных) трансформаций. При этом, например, даже современными детьми используется уже, казалось бы, давно „устаревшая“ схема „умирающего и воскресающего божества“.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Кукольная свадьба

В книге И. И. Шангиной «Русские дети и их игры» есть описание варианта детской игры «в свадьбу», широко распространенной среди русских крестьянских девочек. За основу взята кукольная свадьба, в которую играли девочки из села Покшеньга Пинежского уезда Архангельской губернии.

«Русская старинная свадьба, справлявшаяся в селах и деревнях Архангельской губернии еще в первой трети XX века, представляла собой довольно длительный по времени, яркий ритуал, насыщенный песнями, причитаниями, приговорами, заклинаниями, магическими действиями. Она могла длиться от двух до трех недель и включала в себя различного рода обряды, происходившие то в доме жениха, то в доме невесты. Первым из них было «сватовство» – обряд, во время которого шли предварительные переговоры между родителями о возможности брачного союза их детей; вторым – «просватанье», на котором принималось окончательное решение о свадьбе; затем шли «посидки», где невесте в знак прощания с девичеством расплеталась коса; далее – «баня», во время которой проводилось ритуальное очищение невесты перед браком и «смывание девичьей жизни и воли-вольной»; «заручинье» – обряд закрепления родственного союза двух семей угощением ритуальным блюдом – кашей; «девишник» – прощание невесты перед венчанием с подругами; «буженье жениха» – приезд подруг невесты в дом жениха и передавание женихом даров невесте; «приезд жениха за невестой и сборы к венцу»; «отъезд к венцу и венчание»; «княжий стол» – свадебный пир в доме жениха после венчания; утренние обряды второго после венчания дня, когда молодая женщина должна показать себя хорошей хозяйкой, послушной невесткой; «хлебины» – застолье новобрачных и родственников молодого мужа с родителями новобрачной, окончательно скрепляющее союз двух семей. В свадебный обряд 20-х годов XX века включалось также посещение сельского исполкома, где проходила государственная регистрация брака» (И. И. Шангина «Русские дети и их игры»).

По ходу кукольной свадьбы невеста должна несколько раз менять костюм. Описание костюма на каждом этапе свадебного обряда также дано в книге. Именно по этим описаниям я и сделала невест-столбушек в свадебных костюмах.

Сватовство

В ритуале «сватовство» невеста одета в костюм, аналогичный тому костюму, который надевали девушки в воскресные дни: белая или пестрядинная рубаха с длинными, до запястья, рукавами, клетчатый сарафан с пояском. На голове платок, завязанный под подбородком, по спине спускается коса, заплетенная в три плетки, с бантом на конце. На шее одна нитка бус. 

Просватанье

В ритуале «просватанье» кукла должна быть одета более нарядно: белая тонкая рубаха с красивой красной вышивкой на рукавах, шелковый сарафан любого цвета, подпоясанный широким красивым поясом. На голове парчовая повязка с бисерной поднизью и двумя широкими, спускающимися до середины лопаток лопастями из плотной декоративной ткани. Шея и грудь украшены несколькими рядами бус.

Посидки

Коса в двенадцать плеток

В обряде «посидки» невеста одета в белую «плакальную» рубаху без всяких украшений, с длинными, до подола, рукавами, сравнительно широкими у плеча и постепенно сужающимися. Сарафан темный или черный, подпоясанный темным поясом. На голове высокий венец с бисерной поднизью на лбу и длинными лопастями сзади. Коса заплетена в двенадцать плеток, с большим количеством лент, веревочек, благодаря чему она выглядит широкой и плоской. 

Костюм для девишника

Для обряда «девишник» куклу надо одеть в белую рубаху, темный сарафан, а лицо и верхнюю часть фигуры закрыть темной шалью.

Венчальный наряд

В обрядах «запись в исполкоме», «венчание», «свадебный пир» невеста должна выглядеть красиво: тонкая белая рубаха с пышными, вышитыми на плечах рукавами, красный шелковый ко-соклинный сарафан с красивым поясом, короткая шубка мехом внутрь, крытая шелковой тканью, распущенные по спине волосы, на голове венец, много украшений на шее.

Наряд молодухи

Обряд «утро после свадебного пира», «хлебины», в котором кукла-невеста выступает как кукла-молодуха, предполагает самый лучший из всех кукольных нарядов: очень яркий, из дорогой шелковой или парчовой ткани, дополненный большим количеством украшений на шее и руках. На голову кукле-молодухе надо надеть кокошник-борушку с большим красным шелковым бантом на затылке. Борушка изготавливается из парчи или красной шелковой ткани. Характерной ее особенностью является широкое очелье, украшенное бисером, цветными стеклышками, яркими пуговками, конусообразное возвышение над теменем, заложенное спереди вертикальными валиками. Задняя часть декоририрована золотной вышивкой.

Кукольная свадьба-Народные куклы

описание кукольной свадьбы не только интересно и ценно, но и содержится в различных тематических книгах. Так, одно из таких описаний можно встретить в книге, написанной автором И.И. Шангиной «Русские дети и их игры». Автор книги отмечает, что игра «в свадьбу» была достаточно известна и почитаема в среде девочек-крестьянок. В ее основу была положена именно кукольная свадьба. Народная кукла в русском костюме переняла традиции русской «старинной свадьбы», которая легла в основу самой игры и облачила народную игровую куклу в прекрасные наряды. Интересно, что «русская старинная свадьба», которая отмечалась в окрестностях Архангельской губернии в XX веке, выступала как ритуал, который был достаточно запоминающимся и ярким. Он был наполнен не только привычными для тех времен песнопениями, но и мистическим содержимым, в частности приговорами, магическими действиями и заклятиями. Срок такого ритуала мог составлять две, а то и три недели. В это время в домах жениха и невесты проводились разнообразные обряды, одним из которых было так называемое «сватовство». В него полагалось вести переговоры между родителями жениха и невесты о том, возможно ли вообще, чтобы данный брак состоялся. По результатам таких переговоров должно было быть принято решение о свадьбе.     Затем проводились «посиделки», на которых существовал обычай: косу невесты расплетали. Этот обычай символизировал оставление невестой в прошлом своей прежней незамужней жизни. После чего следовала «баня», которая символизировала духовное очищение девушки, вступающей в брачный союз. Кроме того, выдача невесты замуж предусматривала также «заручинье», при котором родные обеих семей угощались кашей. Именно каша в тот момент представляла собой ритуальное блюдо. Также имел место «девишник», при котором еще незамужняя девушка прощалась с подружками, дабы быть повенчанной. Со стороны жениха существовало «буженье», когда подружки его невесты приезжали в его дом, а жених, в свою очередь, передавал свой будущей жене подарки. После чего происходило само венчание, а затем и «свадебный пир», который проводился в доме жениха. На следующее утро невеста уже становилась полноправной женой и обязана была показать себя как достойная хозяйка и правильная невестка. Согласно этому обычаю, она проводила «хлебины». Родственники мужа и жены садились за стол, чем подтверждалось соединение двух полноправных семей. Кроме того, жених и невеста, согласно свадебному обряду, должны были зарегистрировать свой брак в сельском исполкоме. Отражение этих обычаев нашло свое место в игровых куклах. Так, в игре кукольной свадьбы невесте полагалось сменить праздничный народный костюм не один раз. Потому и делались невесты-столбушки – тряпичные куклы в народных костюмах. Так, в начальном из ритуалов, «сватовстве» игровая кукла одевалась в белую рубаху или же пестрядинную рубаху, которая имела рукав, длиной до запястья, сверху надевался сарафан в клетку, на поясе. В подобный костюм облачались девушки по воскресениям. На голову надевался платок, который завязывали под подбородком, на шею – бусы в одну нить. Косу невесты заплетали и украшали бантом. На «просватанье» обрядовую куклу наряжали в тонкую белоснежную рубаху, по рукавам которой струилась вышивка красного цвета. Поверх рубахи надевался сарафан на пояске. Голову невесты украшала повязка из парчи, обшитая бисером и имеющая широкие, длиной до середины лопаток лопасти из ткани. На шею также традиционно надевались бусы. На «посидки» еще незамужняя девушка надевала рубаху, которая еще носила название «плакательная». Украшения в этом наряде не допускались. Рукава шли до самого подола, имели широкое начало и узкое окончание. Сарафан брался любого темного цвета, допускался, в том числе, и черный. Поясок был аналогичного цвета. Голову невесты украшал венец, который также имел сзади лопасти внушительной длины и был вышит бисером. Косу заплетали, она состояла из двенадцати плеток, однако эти плетки были обильно украшены лентами, и коса визуально казалась широкой. На «девишник» текстильная народная кукла облачалась в рубаху белоснежного цвета, необходимым атрибутом был сарафан любого темного цвета и подобного цвета шаль. «Венчание» считалось по-настоящему праздничным обрядом. Считалось, что новоявленная невеста должна была быть прекрасна в своем наряде. Поэтому на нее надевалась не обычная белая рубаха, а та, которая имела пышные рукава с вышивкой на плечах, сарафан был уже не темного или черного цвета, а красного, материалом для сарафана служил шелк. Пояс по красоте не уступал сарафану. Более того, на невесту надевалась коротенькая шубка, которая внутри была облагорожена мехом, а снаружи была пошита шелком. Волосы будущей жены были распущены, шею облагораживали украшения. Очевидно, в этот момент невеста достигала пика своей красоты и величия. Кукла-молодуха, так называлась тряпичная кукла, которая встречает гостей на обряде «хлебины», наутро после свадебного пира. Это, пожалуй, один из самых прекрасных нарядов русской народной куклы: дорогой, блистательный, сшитый из шелка или парчи, облагороженный украшениями, которые сверкали на руках и шее у невесты. На голову полагался кокошник-борушка, отороченный огромный бантом красного цвета из шелковой ткани. Борушка была украшена бисером, а также разноцветными стеклышками и разнообразными пуговицами. Над теменем невесты возвышалось конусообразная часть борушки, которая спереди была подкреплена вертикальными валиками. Задняя часть этого старинного русского головного убора была украшена сверкающей вышивкой под золото. Такая прекрасная и многообразная свадьба, со своими особенностями, обрядами и народными костюмами, каждый из которых символизировал определенный народный обычай, никого не могла оставить равнодушным.

Лучших 25+ предложений на свадебное платье для кукол

списки люди

объявлениячеловек

Вход | Регистрация

ПОШ-РЫНКИ

Все

• Все
• женщины
• Мужчины
• Дети
• Дом
• Люкс
• Детская спортивная одежда
• Спортивная одежда для мужчин
• Спортивная Одежда Для Женщин
• Баня
• спальная комната
• Бутики
• Бутики для мужчин
• bouti_w
• Столовая
• Изысканные часы мужские
• Дары
• Kicks Kids
• Пинает мужчин
• Пинает женщин
• Кухня
• Гостиная
• Роскошные аксессуары для мужчин
• Роскошный дом
• Роскошные Дети
• Роскошные Мужчины
• luxur_w
• 

Изображения свадебных кукол на Favim.com

: title:: count: : title:: count:

: tagsHTML:

Ожидание ввода …

Авторизоваться зарегистрироваться Теги Наряды скоро невеста сделай сам жених

Авторизоваться

зарегистрироваться или Авторизоваться

1. Дом
2. свадебные куклы

найдено 1 изображений

рейтингпросмотров лайки

Смотреть Wedding Doll онлайн бесплатно на TinyZone

chevron_left Закрыть боковую панель

• дом дом
• local_activity Вверх IMDB
• фильм Фильмы
• live_tv Телесериалы
• Android Приложение для Android

• Жанр

  add_circle

  • Действие
  • Боевики и приключения
  • Приключения
  • Анимация
  • Комедия
  • Преступление
  • Документальный
  • Драма
  • Семья
  • Фэнтези
  • История
  • Ужас
  • Дети
  • Музыка
  • Тайна
  • Новости
  • Реальность
  • Романтика
  • Научная фантастика и фэнтези
  • Научная фантастика
  • Мыло
  • Обсуждение
  • Триллер
  • ТВ, фильм
  • Война
  • Война и политика
  • Вестерн

• Страна

  add_circle

  свадебные куклы | ПРОДАЖА MAVOR

  

  Кажется, каждое лето кто-то из моих знакомых женится или отмечает большую годовщину, и этот год не исключение.Мои хорошие друзья Джуди и Фил Ричардсон собрались на небольшую встречу, чтобы отпраздновать недавнюю свадьбу их дочери Мэри и Дэвида. А Мэри одновременно устроила сюрприз к 50-летию своих родителей!

  Это была возможность для нас с Терри Макки снова стать партнером для проекта по созданию торта и куклы. Если вы какое-то время следили за этим блогом, возможно, вы вспомнили о некоторых других творческих приключениях, в которые мы с Терри отправились в прошлом. Мы объединились для выполнения множества кулинарных и швейных проектов, поэтому здесь у нас есть особая категория.

  Моя часть конструировала 2 набора свадебных кукол, одну из которых изображали Мэри и Дэвид, а другую — Фила и Джуди. Помогли справочные фотографии, чтобы сделать сходство лица и одежды. Они были основаны на схемах и указаниях из моей книги с практическими рекомендациями «Felt Wee Folk-New Adventures».

  

  Терри испек восхитительный лимонный торт с подставкой для кукол в центральном отверстии. Она придумала бумажный горизонт Нью-Йорка, чтобы окружить пару, вместе с Бруклинским мостом и статуей Свободы.

  Джуди и Филу, с другой стороны, нужно было судно, на котором они могли бы плыть в море мороженого, покрытого черничным компотом.

  .

  No related posts.